ЗАМЕЧАТЕЛЬНЫЕ ЖИЗНИ НЕЗАМЕЧАТЕЛЬНЫХ ЛЮДЕЙ

95-летний юбилей празднует в эти новогодние дни Даниил Гранин, один из немногих «действующих» писателей-фронтовиков. Его роман «Мой лейтенант» стал победителем национальной литературной премии «Большая книга» 2012 года. В 2013 году издательство «ОЛМА Медиа Групп» выпустило серию книг художественной и мемуарной прозы писателя, среди которых «Мой лейтенант».

Даниил Александрович Гранин – человек-эпоха в буквальном смысле слова. Он родился 1 января 1919 года, спустя всего год после революции. По окончании Ленинградского политехнического института работал на заводе имени С.М.Кирова – знаменитом Путиловском. Потом была война… Как много, оказывается, может вместить в себя жизнь человека, и каким недолговечным бывает иной государственный строй, если отпущенный ему срок измерять даже короткой человеческой жизнью. Ведь нынешним молодым уже надо объяснять, что такое Кировский завод.
Молодой инженер-энергетик Гранин, разумеется, призыву не подлежал. Добившись снятия брони, ушел в народное ополчение в июле 1941-го. Записывались, выстояв огромную очередь (!) в партком. «Как же, война – и без меня», – скажет он о своем решении в романе «Мой лейтенант».
Писатель-фронтовик Даниил Гранин не писал о войне. В 50-60-е страна зачитывалась его «Искателями» и «Иду на грозу», в 80-е – «Зубром». Его героями были ученые, он умел видеть поэзию научного творчества. Была только «Блокадная книга» – документальное повествование, созданное в 70-х годах совместно с А.Адамовичем. И вот, разменяв десятый десяток и оглядевшись, как когда-то в окопе под Лугой – соседей ни справа, ни слева нет, – Гранин, кажется, решил, что, кроме него, некому. Поставить точку в «теме Великой Отечественной войны», выражаясь языком школьных учебников. И это большой подарок всем нам. В нынешнее время спекуляций и откровенного искажения подлинной истории так важно услышать одно из последних свидетельств очевидца.
Сюжет «Моего лейтенанта» слабо выражен, что является несомненным достоинством. Логика событий, повторяющихся, наплывающих, перекрывающих друг друга – это логика памяти, выхватывающей самое главное из пережитого. Композицию романа определяет логика войны: первая часть о лихорадке отступления, вторая – о страшной сути слова «блокада», в третьей рассказывается о первых послевоенных годах, которые были ничуть не легче военных.
Что особенно притягательно в этой книге? Кажется, солдатская «окопная правда» высказана уже В.Некрасовым («В окопах Сталинграда» – кстати, Сталинская премия 1946 года). Нас трудно чем-то поразить после повестей В.Курочкина, Г.Бакланова, В.Кондратьева. Но Д.Гранин находит свой подход к теме: на войну смотрят два разных человека – юноша и пожилой человек, которых разделяет более полувека во времени и неизмеримо много в части жизненного опыта. Мы получаем не только своеобразное стереоскопическое видение жизненных фактов в многообразии деталей, неповторимых примет времени, но и возможность вместе с героем и автором подняться на уровень объективной оценки прошлого.
Гранин, как настоящий художник, беспощаден в описании войны: «Стояла жара. Отступление было обозначено пожарами, вздувшимися трупами лошадей и солдат. Короче – вонью. Поражение – это смрад. Одежда, волосы – все пропитано едкой гарью, смрадом гниющей человечины и конины. Отступать Красную Армию не учили. Так, чтобы отойти до того, как тебя окружили». Кажется, всюду торжествует смерть: «У самого штаба нам попались сани с мертвецами, уложенными в два ряда и прикрытыми брезентом. Внизу лежал труп молодой женщины. Волосы ее распустились, голова моталась, запрокинутая к небу. А над ней торчали чьи-то ноги, и сапоги стучали по лицу». Страшен голод, но еще хуже, когда вообще не можешь жевать: «Цингой болела большая часть батальона. Из полковой санчасти рекомендовали зубы, которые выпадали, обратно всовывать, они иногда приживались». А каково ранней весной, когда тает снег и «стоишь на посту по колено в ледяном крошеве, сменишься в землянку – тоже вода хлюпает, ляжешь на нары – сверху сквозь бревна наката сочится, капает, сука, пробивает ушанку»?
Он не обходит молчанием бездарности управления войсками, всеобщего головотяпства начала войны, не жалует Главнокомандующего. 41-й год, Ленинградский фронт, приказ начать наступление в пять утра — ни у одного командира нет часов. А вот 43-й год, выпуск в Ульяновском танковом училище, двое друзей-лейтенантов, получившие новенькие часы — что сделали? Правильно: одни пропили, а с другими поехали на фронт. И в этом Сталин виноват?
Подкупает не только авторская беспристрастность, но и обаяние героев, обладающих яркой индивидуальностью. Чем больше погружаешься в роман, тем больше начинаешь любить их за полноту человечности. Оцените характер: «Комбат любил читать. Из Пулковских подвалов я приносил ему комплекты дореволюционного «Огонька», «Нивы». При мне к комбату вбежал адъютант с криком, что немцы прорвались в расположение первой роты. Комбат вынул спичку изо рта, заложил страницу книги, сказал: «Я же предупреждал ротного. Пошлите туда автоматчиков». Его тон отрезвил и адъютанта».
Трезвый тон в целом свойствен повествованию Гранина. Писатель не упивается жестокостью, он просто констатирует: это война, другой она не бывает. Вот описание расстрела паникеров, на который лейтенант не может смотреть: «Когда я открыл глаза, члены трибунала еще что-то писали. Трупы не убирали и нас не отпускали. Рядом со мной стоял Женя Левашов. Я спросил его:
— Чего это они?
— Оформляют. Под копирку, иначе на тот свет не примут, там требуют два экземпляра. А ты отчего это глаза закрывал?
— Не могу смотреть. Жалко ребят, они со страху.
— А нас тебе не жалко? Тут хоть сразу наповал, гуманно…
Процедура выглядела как деловая – просто списывают негодных. Или отчисляют».
Отрадно, что отношение к врагу у Гранина не окрашено в модные тона пресловутой толерантности. Нет никакого сюсюканья, дескать, все мы люди, все мы братья, это Гитлер со Сталиным воевали. В финале романа Густав фон Эттер, простоявший 900 дней с другой стороны блокадного кольца и так и не вошедший в Ленинград, через 60 лет просит провести его по нынешнему Петербургу: «Сказочный город…Хорошо, что он уцелел. Что мы не вошли сюда». На что рассказчик отвечает: «Хорошо, что мы не сдались». Такая позиция не исключает человеческих отношений в обыденной ситуации. Запоминается забавный эпизод: неожиданное столкновение двух разведгрупп – немецкой и нашей. Без команды скакнули в кюветы по обе стороны дороги. Только один молоденький немец перепутал сторону и, оказавшись среди пилоток с красной звездочкой, закричал и «одним гигантским прыжком, взметая палые листья, перемахнул к своим. Ужас придал ему силы, он совершил рекордный прыжок. При виде этого наши солдаты засмеялись и немецкие тоже. Они сидели против друг друга, выставив автоматы, и от души хохотали. После этого стрелять стало невозможно. Немцы смущенно поползли в одну сторону, наши – в другую. Разошлись, не обменявшись ни одним выстрелом».
Но самым значительным выражением объективного взгляда на Великую Отечественную войну в романе «Мой лейтенант» представляется утверждение веры в Бога как первоосновы русского миропонимания, веры в Промысел о судьбах как отдельных людей, так и стран и народов.
Очень естественно Гранин говорит о том, что люди на войне молились, о чем почему-то неудобно было говорить всем нашим большим писателям. Молоденький ополченец вспоминает первую бомбежку: «Я молился. Я не знал ни одной молитвы. Я никогда не верил в Бога, знал всем своим новеньким высшим образованием, всей астрономией, дивными законами физики, что Бога нет, и тем не менее я молился». Что называется, «сердце говорит мне: верь!» Медведев, взрослый человек, командир, за несколько дней до того, как его накрыло миной, признается, что благодарен за то, что Господь «соблаговолил пригласить на этот праздник» жизни.
Нет, не всякого война расчеловечивает. Лейтенант «с охоты» возвращается в часть: «Стал рассказывать Медведеву, как был снайпером. Он молча слушал, потом сказал:
— Убил, значит?.. Доволен?
— Еще бы, – сказал он. Но что-то в его тоне задело лейтенанта».
Совесть подсказывает, что убил не только фашиста – человека.
Сколько копий сломано в праздных разговорах по поводу того, что православие позволяет и «благословляет убийство». Гранин, пожалуй, впервые пишет о верующем человеке на войне, показывая реализм веры. Его герой рассуждает просто: если пришел убивать, надо убивать. Беспокоит Медведева только вопрос, можно ли молиться за убитых немцев, не кощунство ли это. Благодаря чутью художника Гранин выстраивает безупречную логическую схему: напавшего врага надо уничтожить (тезис) — убийство есть грех (антитезис) — следовательно, надо молиться и за себя, и за врага, потому что оба грешны перед Богом. Не убийство благословляется, а борьба со злом.
Истинному ленинградцу, Даниилу Гранину всю жизнь не давала покоя загадка одного дня – 17 сентября 1941 года. Город был открыт настежь – и немцы почему-то не вошли в него. «Ну хорошо, у нас творился бардак, но почему немцы, которые так рвались к городу, на полном ходу застопорили и не вошли в открытые ворота?» И сам отвечает на свой вопрос: «И тогда, и теперь я ощущаю чудо спасения Ленинграда, казалось бы, обреченного». Вообще лейтенант не понимал, как в этой «корявой, бестолковой войне, где зря гробили людей», «в вареве ошибок, крови, его трусости, невежества, фурункулеза, как, несмотря на все это, они вошли в Пруссию». Наверное, смиренное признание своего недостоинства победы и даровало ее, великую Победу.
«Мы не только выиграли эту войну, мы вытерпели ее», — подводит итог писатель. А потом эти простые, ничем незамечательные люди все вместе заново построили великую Россию и выстроили достойную личную судьбу. Они были идейными, не поддаваясь нивелирующей силе официальной идеологии. Читая Гранина, в очередной раз убеждаешься, что советский человек порой являл образец духовной рассудительности, видимо, бессознательно унаследованной от православных предков, образец, теперь уже ускользающий от нашего понимания.
«Мой лейтенант» вовсе не «взгляд с изнанки», как пугает (уверенный, что привлекает) безымянный автор аннотации к книге. Сразу вспоминается всепоглощающая злоба и черная ненависть последней вещи В.Астафьева «Прокляты и убиты». Нет, ненависти к собственной истории у Гранина нет. А вот нормальный человеческий патриотизм и настоящий негромкий подвиг – есть. Есть хорошая, добротная, классическая русская проза. Наверное, это последнее произведение советской литературы – маленький, 300-страничный роман большого стиля. Про нашего лейтенанта и про нашу страну.

Галина Иванникова

One thought on “ЗАМЕЧАТЕЛЬНЫЕ ЖИЗНИ НЕЗАМЕЧАТЕЛЬНЫХ ЛЮДЕЙ

  • 13.03.2018 в 13:46
    Permalink

    А не этот ли правдоруб «Совесть нации» высказывался о Ленинградской блокаде:

    «Что мы, ленинградцы, должны быть благодарны финнам, что они не стреляли со своей стороны».

    Так чему ленинградцы должны быть благодарны, что у финнов не оказалось дальнобойной артиллерии? А если бы она была?
    Но это всё не мешало Менергейму быть большим другом Гитлеру и вместе с ним напасть на Советский Союз, участвовать в блокаде Ленинграда, убивать и морить население голодом.
    Возможно в благодарность за это, совсем не давно в г.Санкт-Петербург (Ленинграде), правительство РФ повесило Монергейму памятную доску. Жители почему-то не оценили и вскоре её перенесли в др. место.

    Ответ

Добавить комментарий для Александр Отменить ответ

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

− 3 = 7

АРХИВ ГАЗЕТЫ