Веха жизни

В первый класс я пошел учиться на девятом году жизни: в семь лет пойти в школу помешала немецко-фашистская оккупация моей малой родины Брянщины. Тогда в нашей стране обязательным было лишь четырехлетнее образование. Поэтому один из моих одноклассников-переростков, окончив четыре класса, в пятый так и не пошел.
Война от нас откатилась далеко на запад, но оставила многие житейско-бытовые трудности и проблемы: разрушенную, как сейчас говорят, производственную инфраструктуру и порушенную социальную сферу. По этим причинам учиться мы, дети войны, пошли не в нынешней аккуратной школьной форме, а в простой крестьянской одежке, в том числе и в домотканой, и без обувки, босиком; а с приходом холодов – в фуфайках и овчинных полушубках, в бахилах из резиновых автомобильных камер или в лаптях. Кожаная обувь редко у кого была, да и то поношенная. А через плечо холщовая сумка на веревочке. А что в сумке? Букварь через день, карандаш да тетрадь, если тебе она от учительницы достанется. А букварь через день потому, что учебников не хватало, и букварь приходился один на двоих. Сегодня он у меня, а завтра у Коли-соседа. Сегодня он идет ко мне выполнять домашнее задание, а завтра – я к нему. Между тем, это помогало обоим – мы друг друга учили читать. Да еще в сумке яблоко или ломоть хлеба: в школе тогда обедов не было. С тетрадью на первых порах мне повезло. Сосед по парте нашел у себя на чердаке бумажный мешок, и мы из него сшили себе по тетради (скорее всего, нечто похожее на тетрадь). Писать нас учили в первые две четверти карандашом, а после Нового года чернилами. Чернильниц-непроливаек почти не было, поэтому использовали и стеклянные пузырьки. Чернила делали то ли из сажи жженой резины, то ли из выпаренного свекольного сока, то ли из порошка, которым красили одежду из домотканого полотна. А если чернил у тебя нету, то договариваешься с соседом по парте сзади или сбоку и обмакиваешь в чернила стальное перо ученической ручки. А чтобы реже обмакивать, кто-то из старшеклассников придумал к перу ручки прилаживать миниатюрную проволочную пружинку, в которую дополнительно набирались чернила, – получался своего рода миниаккумулятор чернил. Из-за дефицита тетрадей мы их исписывали дважды: сначала писали в них карандашом, а потом между исписанных строчек чернилами. Забегая вперед, скажу, что в последующих классах бесплатное обеспечение школьников учебниками и тетрадями становилось из года в год все лучше. Заканчивался мой первый учебный год. Пришла еще одна военная весна с ее полузимним мартом, с переменчивым погодным характером апреля и ласковым цветуще-поющим маем. Наступил обычный майский день с хорошей солнечной погодой для весенней крестьянской страды. Взрослое население, женщины и старики ушли в поле; а мы, как всегда, пришли на занятия в школу. Прозвенел звонок. В класс вошла наша учительница Зинаида Никифоровна, вся сияющая от счастья, и объявила: «Ребята, война с немцами закончилась, мы победили!». Оказывается, по телефону из районного центра передали это радостное известие. Счастливо заблестели глаза у нас, ребят, чьи семьи не получили похоронку. Поникли головы и выступили слезы на глазах у тех, чьи отцы не дожили до победы; для этих детей победа пришла слишком поздно. И еще учительница объявила, что в связи с этим занятия на сегодня отменяются. И мы пошли по домам. Взрослая радость по случаю победы и детская радость от отмены занятий подстегивали мои босые ноги по пути домой. А душу переполняла мысль о том, что родной отец довоевал до победы и скоро вернется домой. А воевать он ушел в августе 1941, и с тех пор я его не видел. И вернулся он аж в марте 1946 года – по каким-то причинам задержался в Австрии. По пути вижу, как колхозный бригадир дядя Никита, потерявший на войне руку, поскакал на лошади в поле – объявить людям долгожданное известие о нашей победе над врагом. Дальше прохожу, слышу и вижу, как в соседнем дворе на скамейке истошно рыдает тетка Маня, и все в слезах прислонившиеся к ее коленям две маленькие дочурки. Накануне почтальонша принесла им печальное известие о гибели в бою смертью храбрых их мужа и отца. Кровавая плата за великую победу продолжала расти. А над пятистенком сельского Совета между двух вековых лип победно взвился красный флаг, цветом, схожим с кровью миллионов погибших в войне наших ратных и мирных граждан; в их числе 108 моих односельчан. День оказался не обычным, весенним, а памятным на всю мою жизнь. Этот день был 9 мая 1945 года.

Александр Матюхин

Дети войны

Когда-то на даче я видел, как внуки
С большим увлеченьем играли в войнушку,
Игрушки-оружья взяв в детские руки,
Избрав полем боя дубравы опушку.

***

Мы, дети войны, не играли в войнушку,
Фашист опалил нас реальной войной.
Игрушками не были танки и пушки
И хищные мессеры над головой.

Мы, дети войны, не играли в войнушку,
Когда оккупант, озверевший злодей,
Прицелившись, брал хладнокровно на мушку
И так убивал наших мирных людей.

Мы, дети войны, не играли в войнушку,
Война нас пугала дыханьем боев,
Когда, в огневую попав заварушку,
Скрывались в сырых погребах от нее.

Мы, дети войны, не играли в войнушку,
Тогда огневая была круговерть.
А в погребе нет даже хлеба осьмушки,
Есть хочется, вылезть. Там ждет тебя смерть…

Мы, дети войны, не играли в войнушку,
В войну не держали игрушки в руках,
Когда похоронки в дома и в избушки
Вносили отчаянье, горе и страх.

Мы, дети войны, не играли в войнушку.
Война откатилась. Когда нам играть?
За пазуху хлебушка сунув горбушку,
Шли в поле своим матерям помогать.

Мы, дети войны, не играли в войнушку,
Потомкам своим пожелать мы должны:
Пусть в детских забавах войнушка – игрушка,
И, Боже, избавь их от всякой войны.

Александр Матюхин