Труды его скромные
Зимним холодным вечером, когда на улице бушевала непогода, мы с братом Геронтием сидели в его библиотеке, погрузившись в чтение. На кухне в печи уютно трещали дрова, а горячий чай из невероятно душистых трав, рецепт которого был известен лишь моему другу-черноризцу, дополнял эту тихую идиллию. Моим любимым чтением в такие вечера были жизнеописания ранних христианских подвижников. Брат Геронтий, напротив, будто исследователь или ученый, погружался в изучение каких-то многотомных исторических трудов.
– Брат Геронтий, скажи мне честно, что ищешь ты постоянно в этих книгах? Разве монашеское делание не состоит в чтении житий святых отцов и их поучений? – спросил я инока в тот вечер.
– Что ж, доктор Ватсон, должна быть и от меня видимая польза человечеству. Каждый из нас – маленький винтик в большом механизме нашего общества. И каждый из членов Церкви Христовой должен послужить во славу ее. И мы, монахи, должны тоже: один – в затворе, другой – пономарем или певчим, третий – на монастырской пасеке или кухне. Всякий труд важен по-своему. Ну а я вот, словно книжный червь, тружусь над церковной историей. А жития и творения отцов я прочел, пока был юным послушником, – и брат Геронтий многозначительно улыбнулся.
– Что-то ни разу я не видел трудов твоих, старче.
– Мое дело – писать правду, а не хвалиться своею писаниной. Но, так и быть, покажу тебе труды мои скромные. Но только после ужина.
Привстав со своих скромных уютных кресел, в которые за время чтения мы чуть ли, по выражению брата Геронтия, не «пустили корни», наша маленькая компания отправилась готовить постную трапезу. Поужинав жареной картошкой с солеными рыжиками да парочкой черных гренок, мы снова вернулись в библиотеку.
– Показывай, инок, труды свои. А то несправедливо это – все их наверняка читали, кроме меня. А я и не знаю, какой ты ученый.
– Ученый, ученый, как яблоко моченый, ха-ха-ха, – добродушно рассмеялся брат Геронтий. – Не ученый я вовсе, а просто исследователь-любитель. Вот, смотри.
Брат Геронтий достал папку с газетами, затем еще одну, после папок – какие-то книги, после книг – еще книги.
– Вот смотри: книга по истории монастыря, в котором я начал свой монашеский путь, книга-житие одного из святых моей малой родины, небольшой сборник стихотворений; еще вот энциклопедия со ссылкой на мои сочинения, и историческая книга с моими фотографиями. Все мои смиренные труды, все во славу Христовой Церкви. А в папках периодика: об истории храмов и жития святых, как моего родного городка, так и всего родного края. Пусть читают люди, пусть знают: земля Русская воистину свята есть. Ну а в эту папку лучше не заглядывать.
– «Секретные материалы», брат Геронтий? Никак «желтая пресса» и до тебя добралась?
– Ох и шуточки у тебя, доктор Ватсон! Неужто рыжики подействовали на тебя неожиданным образом? Не мухоморы же солил я… – брат Геронтий задумчиво почесал затылок, – да и рецепт патриарший. У Святейшего Алексия II подсмотрел.
– А-а-а, понял! У тебя там рецепты кулинарные?! – обрадовался я своей «догадливости» и приоткрыл папку: в ней, вместо рецептов, лежали десятка два с лишком различных грамот, дипломов, благодарностей. – Да ты и вправду выдающийся исследователь, брат Геронтий! Что же ты не развесишь эти знаки признания на стенах?
– Мне и иконы развесить-то некуда все, а грамоты – и подавно. Монашеская келья не выставочный зал. Видишь, стоят образа святых – то на полках, то в шкафу? Лучшее признание за труды мои скромные – это благодарность моих читателей. Все для них и ищу, и пишу. А они в свою очередь молятся обо мне, грешном. Да-да, друже, жизнь монашеская и должна заключаться в скромности бытия и трудах во славу Христовой Церкви.
– Каждый раз удивляешь ты меня, брат Геронтий!
– И еще удивлю не раз, – улыбнулся инок. – Пойдем-ка, прогуляемся немного.
Одевшись, мы взяли термос с чаем, кружки и вышли во двор, а затем на улицу. Непогода к тому времени улеглась, и свежий морозец лишь немного пощипывал щеки. На ясном небе мерцали звезды. Мы смотрели на небо, наслаждались чудной зимней тишиной и пили, обжигая губы, ароматный чай.
– А ведь скоро Рождество, брат Геронтий!
– Да, мой друг. Еще чуть-чуть подождать нам осталось – и в простом хлеву, на соломе, миру явится Свет спасения наших заблудившихся душ.
Монах Илия (Каунников)
