Тихая святость
Святые не приходят на землю по воле случая. Всемогущий Творец дает народам тех святых, которые им необходимы. Во времена самоуспокоенности и уверенности, что вера сильна, храмы наполняются православными христианами, а монастыри и лавры умножаются, Господь посылает юродивых, дабы испытать ее, дабы подстегнуть духовную брань «с духами злобы поднебесной». Когда же люди просто разучаются видеть грехи и тем отдаляются от Пресвятой Троицы, приходят пророки, ревнители и святые наставники, чтобы поднять из грязи павшие поколения.
XIX век в России был эпохой выбора. В этом столетии решалось, по какой дороге мы пойдем. Господь указал правильный путь и поставил на нем маяки (прости, Господи, за то, что перечислим не всех!): святителя Филарета (Дроздова), преподобного Серафима Саровского, святителя Иннокентия, митрополита Московского и Коломенского, старцев великой Оптиной пустыни, и, конечно, святителя Феофана Затворника.
Философ против святого
Если вы случайно наткнетесь на статью философа Николая Бердяева «Ортодоксия и человечность» (1937 год издания), то наверняка поразитесь весьма неприятным словам, сказанным о святителе Феофане Затворнике Вышенском, который, по его мнению, «был мало оригинален как мыслитель, не чувствовал никаких проблем и высказывал возмущающие нравственные и социальные взгляды».
Бердяев позволяет себе осуждать серьезного русского богослова, к тому же, хотя и не канонизированного в тот момент, но уже многими почитаемого как святого. Николай Александрович же в поисках своей философской оригинальности не только вывалился за пределы православной сферы, но и ударился в гностицизм и оккультизм, докатившись до христианства «вообще».
А именно о подобном «христианстве» писал русский мыслитель XIX столетия Константин Леонтьев: «Гуманитарное лжехристианство с одним бессмысленным всепрощением своим, со своим космополитизмом − без ясного догмата; с проповедью любви, без проповеди «страха Божия и веры»; без обрядов, живописующих нам самую суть правильного учения… Такое христианство есть все та же революция, сколько ни источай оно меду; при таком христианстве ни воевать нельзя, ни государством править; и Богу молиться незачем…»
Н. А. Бердяев ополчился на святителя Феофана Затворника только по одной причине – того не интересовал «социальный вопрос», но волновали спасение души и вера Христова. Как ни крути, но и после революции 1917 года, и в вынужденной эмиграции Бердяев оставался скрытым революционером, искателем земного, но не небесного.
Биография не для романа
Гипотетический светский писатель, если бы захотел по каким-то соображениям написать художественное произведение о святителе Феофане, наверняка пришел бы в ужас. Проигнорировав духовный напор жития и сосредоточившись на общеизвестной биографии, он не нашел бы чего-то невероятного, того, что может подбросить вверх эмоции читателей.
Святитель не разрушал языческих алтарей, не громил словом безбожников на площадях, не исповедовал веру Христову на арене римского Колизея, перед пастью львиной…
Святой Феофан Затворник, в миру Георгий Говоров, родился 23 января 1815 года в семье сельского клирика. Матушка его являлась дочерью священника. С юных лет Георгий полюбил церковные богослужения. Он отличался любознательностью и приверженностью к чтению книг.
Первоначальное обучение Георгий прошел в Ливенском духовном училище, затем и в Орловской духовной семинарии. Из-за выдающихся успехов по разным предметам Георгия Говорова рекомендовали в Киевскую духовную академию.
После кончины родителей в 1841 году Георгий принимает монашеский постриг. Его нарекли в честь преподобного Феофана Исповедника, византийского святого VIII – IX веков, противника ереси иконоборчества.
В 1844 году мы застаем его в качестве преподавателя Санкт-Петербургской духовной академии на кафедре нравственного и пастырского богословия.
Однако сам Феофан явно тяготился такого поприща. Известны слова из письма его духовному отцу: «Ученою должностью начинаю тяготиться до нестерпимости. Пошел бы в церковь, да там и сидел».
В 1847 году иеромонах Феофан был причислен к Русской Духовной Миссии в Иерусалиме. На православном Востоке он изучал греческий, еврейский, французский и арабский языки, встречался с афонитами, находил и исследовал древние православные рукописи. И там же он занялся переводом с греческого языка «Добротолюбия».
Епископ и затворник
После возвращения из Палестины в 1854 году он трудится на стезе церковного обучения. И в 1857 году архимандрит Феофан становится ректором Санкт-Петербургской духовной академии. Через два года он был хиротонисан во епископа Тамбовского и Шацкого.
На Тамбовской земле он сделал многое для организации образования духовенства и народа. Попечением епископа возникают школы грамоты, церковноприходские и воскресные школы. Новым для Тамбова явилось открытие женского епархиального училища.
Ко всем делам владыка Феофан старался приступать с высочайшей духовной ответственностью, недаром он поучал: «Вот программа начальствующих всех родов, – растворяй строгость кротостью, старайся любовью заслужить любовь и бойся быть страшилищем для других. Истинная доброта не чуждается, где должно, строгого слова, но оно в устах его никогда не имеет горечи обличения и укора».
В 1863 году Синод перемещает епископа Феофана на Владимирскую кафедру. И здесь он приходит к важнейшему решению – уйти на покой. Причем это не обуславливалось какими-нибудь сложностями. Владыка откровенно писал: «В делах никакой трудности не вижу, только душа к ним не лежит».
Его прошение было принято Святейшим Синодом в 1866 году. Феофана перевели настоятелем Успенской Вышенской пустыни. Через некоторое время владыка отказался и от настоятельства. А в 1872 году ушел в затвор, поселившись на втором этаже небольшого домика, никуда не выходя и очень редко спускаясь на первый этаж.
Впрочем, свой затвор святитель Феофан и затвором не считал: «Меня смех берет, когда скажет кто, что я в затворе… У меня простое уединение на время».
Владыка сумел обустроить у себя в домике маленькую церковь во имя Богоявления Господня. По воскресеньям он совершал Литургию, а в последнее десятилетие своего пребывания на грешной земле – так и каждый день. Он мог часто молиться и по ночам.
В затворе святитель продолжил переводить «Добротолюбие», писал труды по богословским дисциплинам, обращал внимание на церковную историю, создавал комментарии к Священному Писанию. А еще он отвечал на письма, ведя через них своеобразную проповедь, наставляя, укоряя и воодушевляя православных христиан, растерявшихся перед напастями и обманами мира.
О революции святитель Феофан предупреждал более чем за 30 лет до ее начала: «Как шла французская революция? Сначала распространились материалистические воззрения. Они пошатнули и христианские и общерелигиозные убеждения. Пошло повальное неверие: Бога нет; человек − ком грязи; за гробом нечего ждать… И пошло все вверх дном.
Что у нас?! У нас материалистические воззрения все более и более приобретают вес и обобщаются. Силы еще не взяли, а берут. Неверие и безнравственность тоже расширяются. Требование свободы и самоуправства выражается свободно. Выходит, что и мы на пути к революции».
Собственно, из поучений святого мы можем узнать, что и крупные социальные катастрофы, и семейные драмы, и личные трагедии приключаются из-за потворства греху, отрицания Церкви и следования иллюзии мнимой свободы без Бога. И его наставления остаются актуальными и для XXI века. Человек отнюдь не стал грешить как-то по-новому.
В своем завещании святитель Феофан написал: «…Ныне много лживых учений ходит между нами, учений растлительных, подрывающих основы веры, расстраивающих семейное счастие и разрушающих благосостояние государства. Поберегитесь, ради Господа, от сих учений. Есть камень, коим испытывают золото. Испытательным камнем да будет для вас святое учение, издревле проповедуемое в Церкви. Все несогласное с сим учением отвергайте, как зло, каким бы титлом благовидным оно ни прикрывалось… Вы только это соблюдите, а все прочее уже само собою приложится вам. За чистотою веры последует осенение благодати. Благодать с верою созиждут святыми и непорочными сердца ваши».
И в этих строках звучит тихая святость владыки…
Александр Гончаров
