Судьбы воинов-победителей

Их называют поколением победителей. Но у каждого из них была своя война, свой путь к Победе. Слушая рассказы ветеранов, невольно задаешь себе вопрос: «А я бы так смог? А я бы выдержал?..»
Время неумолимо.  Стираются из памяти факты, даты, события… Уходят и сами хранители бесценных воспоминаний.
В этот раз мы решили рассказать вам, дорогие читатели, о двух непохожих судьбах участников одной войны. Обстрелы и бомбежки, атаки и отступления, голод и холод, смерть… Они прошли долгое испытание, оставшись людьми, способными любить, прощать, радоваться и сопереживать.

Разведчик и артиллерист Евгений Иванов

Евгений Андрианович Иванов попал в ряды Советской армии сразу после окончания школы в 1940 году. Вчерашние десятиклассники вместо выпускного вечера отправились на военные сборы.
По распределению Женя попал в Курскую авиашколу. Но летчиком стать ему было не суждено: по особому распоряжению командования самых ловких и крепких парней из летной направили в разведшколу. Так наш земляк, не раз удивлявший жителей Стрелецкой слободы «живыми пирамидами» и акробатическими кульбитами, стал разведчиком. Начало Великой Отечественной войны он застал на поле боя.
Но настоящее боевое крещение Евгений получил в декабре 1941 года. Тогда в сражениях под Курском рядовой Иванов получил тяжелое ранение в живот. Тот бой навсегда оставил шрам на теле и в памяти Евгения Андриановича:
– Немецкую пулю я поймал 23 декабря – как раз накануне своего дня рождения. Наши тогда стояли у станции Кшень. Несколько человек отправили в разведку – проследить передвижение вражеских войск. Одного из нашего отряда ранило. Он застонал, и немец нас заметил. Мы положили раненого бойца на специальные полозья-ролики и стали  медленно отступать. Я старался быстро переползать от низины к низине, но не успел, и меня зацепило – сквозное ранение в живот. Началась перестрелка – стреляли и наши, и немцы. А я лежал под этим огнем и не мог двинуться. Кое-как зарылся в снег, заткнул рану бинтом из спецпакета индивидуальной защиты и потерял сознание. Когда очнулся, оказалось, бой уже окончен, и моя часть давно ушла вперед. Наверно, меня приняли за мертвого. Я попробовал встать, но ноги не слушались. Меня спасла только гимнастическая подготовка: я полз несколько километров по снежному насту, подтягиваясь на руках. Не знаю, сколько времени прошло, но ни рук, ни живота я не чувствовал… Наконец меня заметили наши и отправили в госпиталь.
После госпиталя солдата Иванова распределили в артиллерийскую часть и назначили начальником боевого расчета. Вместе с этой частью – резервом главного командования Советской армии – он участвовал в ожесточенных боях за Сталинград и Курск.
– Земля там горела под ногами, – вспоминает Евгений Андрианович. – Уши от стрельбы закладывало. Мы перестраивались каждые полчаса. Бывало, откатишь орудие, а на его место стразу падает снаряд… Тут меня опять выручала спортивная подготовка. Было страшно. Но все же я как-то не задумывался над тем, что могу погибнуть в любую минуту. Только молился за двух своих братьев, хотя верующим себя не считал. Они тоже участвовали в войне. Я даже не знал толком молитв – просто чувствовал, что им тяжело, и просил у Господа спасти их. Но, к сожалению, они погибли.
А потом потянулись вереницей иностранные города. Артиллерийская часть Евгения Андриановича дошла до Берлина. В заграничном походе, уже предвкушая победу, наши солдаты находили время для отдыха, и в свободное время физрук полка Евгений Андрианович научил нескольких сослуживцев акробатическим трюкам. Своими выступлениями бравые ребята поднимали боевой дух однополчан.
Домой вернулся солдат Иванов в 1947 году и уже радовал своими акробатическими этюдами старооскольцев.

Военная юность Николая Горожанкина

А вот Николая Петровича Горожанкина война застала еще подростком. В 1941 ему исполнилось только 15. Сын раскулаченного крестьянина, потомок барского рода, привык жить впроголодь, но оккупация стала еще более тяжелым испытанием для него и его большой семьи.
– Фашисты заняли город. Комендатура была немецкая, солдаты – венгры, а полицаи все наши. Своей квартиры у нас не было – скитались по знакомым. А ведь у нас была большая семья: папа, мама, дети и дедушка. Перебивались чем могли: толкли лузгу, добавляли пригоршню муки, воду и пекли из этого теста лепешки. На улицу поначалу боялись выйти, чтобы не попасть на глаза полицаям-надзирателям.
Николай Петрович хорошо помнит, как во время бомбежек все семейство пряталось под стол, помнит детский страх перед оккупантами. А еще он хорошо запомнил людей, которые погибли от фашистских пуль:
– На месте завода АТЭ был большой Чекунов сад. Это место оккупанты выбрали для расстрелов. Там же расстреляли известного врача Френкеля. Я его очень хорошо знал. Семейство Френкелей квартировалось у священника Дмитрия Карпинского. Доктор был очень добрым, особенно к детям. И никому не мог отказать: пациенты шли к нему прямо домой.
Юному Николаю удалось избежать немецкого плена – фашисты не увезли его в Германию, как многих подростков. Зато он попал на фронт – как раз в переломный момент войны в 1943 – и пережил два с половиной года жестоких боев.
– Мне еще не исполнилось 18, когда всех ребят с нашей улицы собрали у военкомата. Нас отправили в Острогожск пешком. Там посадили в поезд и отправили в город Горький, где тогда располагался самый большой пересыльный пункт. С собой у нас, дворовых мальчишек, почти ничего не было. Собирались – натянули на себя, что успели. Рваные рубашки, куртки без рукавов, дырявые ботинки… Нас переодели в форму, но поношенные шинели были не лучше наших вещей. Я по распределению попал в зенитные войска на бронепоезд и отправился под Москву. На самом деле машину, на которую я попал, и бронепоездом-то нельзя было назвать – простая платформа на паровой тяге с пушкой. Но далеко на этом поезде я не уехал: глотнул по детской глупости водички из тендера (вагона особой конструкции, прицепляемого непосредственно к паровозу и служащего для хранения воды и топлива – прим. ред.) и попал в госпиталь…
Потом Николай Петрович попал в учебный танковый батальон, располагавшийся под Пятигорском. Учиться приходилось на ходу – даже на учебных полигонах слышны были вражеские выстрелы. Молодой танкист прошел всю Польшу и Чехословакию.
– Мне было не очень страшно – я знал, что за меня молятся отец и мать. Мне было куда и кому возвращаться.
И старший сержант Горожанкин вернулся – только в 1950 году. Танковая часть Николая Петровича еще долгое время после окончания боев охраняла рубежи нашей Родины.

Юлия Кривоченко