Словно таинственный храм

По проселочной дороге, мелькающей меж золотистых пшеничных полей, бежал босоногий мальчик. Неожиданно сквозь зарево солнечных лучей, прибивая пыль вокруг, пошел мелкий дождь. «Царевна плачет», – говорят о таком в народе. Мальчуган, завидев старую церковь, добежал до нее и, став под навес церковной паперти, укрылся от теплых брызг с неба…

Брат Геронтий проснулся с чувством легкой грусти. На улице вовсю сияло солнце. С кухни доносились ароматы чего-то вкусного. Женский голос напевал знакомую мелодию.

– Лида, ты?

– Ну ты и соня, дядь Ген! Конечно, я. Или у тебя здесь и другие женщины бывают? – и Лида звонко рассмеялась.

– Лег подремать на часок и все интересное пропустил. Старею, что ли? И ты, доктор Ватсон, здесь тоже?

– И я здесь, брат Геронтий. Пришел тебя навестить, а ты вот многоспанием увлекаешься. Что о тебе сказали бы древние подвижники? – мы с Лидой переглянулись и рассмеялись.

Лида – прекраснейшая из девушек и племянница брата Геронтия. И, пока черноризец спал, мы с ней почти одновременно, не сговариваясь, пришли навестить своего дядю и друга. Заметив, что инок отдыхает от трудов праведных, мы совместными усилиями решили приготовить обед. Лида, обладающая настоящим кулинарным талантом, взялась за такое непростое дело с вдохновением. Я же помогал ей, как мог, – сам ведь я повар совсем никудышный.

– А мне детство снилось… – брат Геронтий печально вздохнул. – Детство – прекрасная пора. В детстве все наивны и чисты. А еще я любил гулять возле нашей церкви, посещать мне непонятные и оттого таинственные службы, разглядывать старинные фрески на стенах.  Там – ангел изгоняет из рая Адама и Еву, там – Авраам приносит в жертву своего сына, там – Христос беседует с самарянкой у колодца, а наверху – в окружении бесплотных ангелов и дев со свечами в руках на смертном одре лежит Божия Матерь.

– Не грусти, брат Геронтий, – попробовал я утешить инока, – этот храм и сейчас присутствует в твоем сердце со своими фресками и таинственными службами. Да и вся твоя жизнь проходит в служении Богу. Твоя душа словно таинственный храм.

– Какой там храм? Одни грехи и только, – отмахнулся черноризец. – А что сегодня вкусного на обед? – брат Геронтий хитро посмотрел на нас, – вы ведь обед готовили, правда? Или чем-то другим занимались, пока я спал?

– Чем?! – в один голос возмущенно спросили мы с Лидой.

– Жития святых читали, например, – улыбнулся старец.

Через несколько минут мы небольшой, но дружной компанией уселись за старинным круглым столом во дворе под старинной яблоней. Уха, вареники с ежевикой, а на десерт – арбуз: наш обед был по-настоящему праздничным для маленького скита брата Геронтия. В этом маленьком райском уголке земли, казалось, не бывает никогда ни горя, ни печали, ни болезни, ни скорби – только благодать Господня пребывает повсюду.

– Брат Геронтий, – я сидел с довольным видом сытого человека, – а у тебя бывали искушения? Вот, например, чтоб оставить свой скит, сменить старый подрясник на приличный костюм и поехать отдыхать на курорт? Или открыть свое маленькое дело, завести семью, обзавестись большой лохматой собакой и выгуливать ее, по вечерам ходить в тренажерный зал, а по выходным – в баню. В общем, тянуло ли тебя в мир? Не сожалел ли ты ни разу о своем монашестве?

– Лида, солнышко, ты не видела лопату поблизости? Или хотя бы веник. Даже мокрая тряпка сгодится для этого шалопая! – брат Геронтий был возмущен. – Или вот ложкой тебе в лоб сейчас дам! Ишь какие речи тут говорить вздумал! На курорт с баней меня отправляет, а!

– Дядь Ген, давай-ка без рукоприкладства! – вступилась за меня Лида. – Ведь и вправду, посещали же тебя такие мысли когда-то? Неужели бывают монахи без искушений? И святых отцов помыслы одолевали.

– В том-то все и дело, мои дорогие, – отвечал, вздохнув, черноризец, – что вспоминать о своих искушениях монаху неприлично, а рассказывать о них – и вовсе. Отцы древности, если и рассказывали о своей духовной борьбе, то исключительно для пользы душевной прочих иноков. А что скажу я? Скажу лишь, что детство мое – есть самое прекрасное время, когда душа моя была чиста и ноги сами несли меня в храм навстречу той непостижимой тайне Великого и Всещедрого Бога, имя которому Любовь.

Монах Илия (Каунников)