Русский язык — это наше утро

Обычно язык принято сравнивать с раскидистым деревом, шумным морем или же цветочным полем. Конечно, все эти образы хороши. Но у меня почему-то возникает картина раннего утреннего неба, когда на востоке уже просыпается солнце, а на Западе еще полыхают крупные звезды. Русский язык – это наше утро, язык восхода и, одновременно, язык природных светильников ночи.
Множество слов рассыпаны по небу, как звезды. Они скапливаются и разбегаются. А предложения образуют свой Млечный Путь. Как не писать стихи при виде звездного торжества, подаренного нам самым великим и необоримым живописцем – Господом Богом.

Над домами низкими
Огромный мир плывет,
А мы внизу – на улицах
Не видим небосвод.
А звезды улыбаются,
Зовут издалека…
И ковш Большой Медведицы
Полон молока…

Есть воистину звездные слова, которые нам всегда готовы осветить дорогу: родина, отчизна, мать, дом. И маленькие звездочки, ласковые звездочки: мама – мамушка; родная сторонушка, реченька, доченька. Удивительна красота и пластичность русского языка. Но, к сожалению, имеются и слова, подобные «черным дырам», стягивающие и убивающие смыслы. Это слова мата, жаргонизмы и то, что ныне именуют «язык падонкафф». От них надо бежать, как от проказы или чумы. Начиная употреблять языковые извращения, мы вольно или невольно уродуем самих себя.

Поэзия церковнославянского

Но я сравнил русский язык с утром. Что постепенно встает над горизонтом? Это церковнославянский язык. Иные давно уже объявили его мертвым языком. Какая же ошибка! Какое суемудрие! Попробуйте отказаться от слов церковнославянских, живущих в русском языке. Тогда неизбежно теряются практически все причастия (за редким исключением), все неполногласия (вот и пишите тогда «голова романа» вместо «главы»). Почти вся торжественность русского языка привязана к церковнославянскому. Если очень-очень хочется иметь только сугубо русские формы слов, то тогда придется выбросить половину стихотворений Пушкина, ибо Александр Сергеевич любил церковнославянские слова. В наилегчайшем варианте придется отказаться от пушкинского «Пророка» и «Руслана и Людмилы». В самом наилегчайшем…
Церковнославянский язык не просто родственен русскому, перед нами единая душа, единое тело. Нельзя их рассекать, в противном случае получится язык-гомункул, на котором даже обезьяне станет стыдно болтать…
Частенько утверждают: «Церковнославянский нам непонятен. Трудно выучить. Зачем его знать?» А давайте прочитаем «Молитву Всемогущему Богу в нашествии печали»: «Господи, спаси мя погибающаго! Се, кораблец мой бедствует от искушения волн житейских и близ потопления есть; но Ты, яко Бог милосердный и сострадательный немощем нашим, властию Твоею всесильно запрети волнению бедствия, хотящих погрузити мя и низвести во глубину зол; и да будет тишина, яко ветры и море послушают Тебе. Аминь». Что здесь непонятно? Что отторгает сердце? Так и встает пред глазами человек-корабль, страдающий в буйном море жизни, корпус скрипит, рвутся снасти, волны злобно бьют о борт. Но Бог мановением руки останавливает гнев морской пучины, и корабль плывет к пристани своей.
Утро нельзя представить без росы на травах. И здесь припомним слова-заимствования из других языков, органически вошедших в наш язык. Из греческого мы взяли многие имена, например, слово «парус»; видимо, из тюркских к нам пришел «курган»; из германских языков – «полк» и «стекло». Данные слова до такой степени освоены русским языком, что кажутся присутствующими в нем изначально. Утро поглощает росу и превращает ее в живую воду…
Русский язык – хранитель истории нашей. Без исторической памяти не существуют народы, а язык ее держит и не позволяет создать пропасть между предками и потомками. Недаром вместе с атакой на историю совершается и штурм языка. Роковую роль играет телевидение. На Западе давно разработана теория (причем активно применяемая на практике) о противоборстве «туземного» и искусственного языка. Под туземным понимается язык, выросший в естественных условиях и полноценно, полновесно отражающий внутренний мир человека и окружающую его действительность. Такой язык дает самостоятельность в оценках происходящих событий и явлений. Народ, имеющий свой «туземный» язык, невозможно расчленить и тихо уничтожить. Народ и язык обязательно будут сопротивляться.
Искусственный язык подделывается под народный, но его создают специально, конструируют как автомобиль или стиральную машину, да и распространяется он не с помощью разговоров между людьми, но только при вбивании его СМИ. Посмотрите, как казенно читают тексты дикторы на ТВ, сколько ненужных иностранных слов, сколько странных речевых оборотов, профессиональной лексики, жаргонизмов и бюрократизмов. И все сие выплескивается на мозги зрителя и слушателя. Отметим, что слова из церковнославянского языка у телеведущих не в чести. Искусственный язык не терпит возвышенности, ему нужна серость, серость и еще раз серость. Искусственный человек старается стандартизировать личность, причесать мышление людей под одну гребенку. Да, только из-за этого настоящий патриот России должен бежать в храм, где звучит церковнославянский язык. Ну, а если вы – атеист, то хотя бы купить учебник церковнославянского языка, чтобы остаться самим собой. В противном случае вы превращаетесь в холуя, коим может манипулировать любая коммерческая компания по производству мыла, заказавшая рекламу на ТВ. Не желаете быть рабом Божиим, так хоть не становитесь рабом мыла или дезодоранта.
Но лучше все же понять, что раб Божий свободнее всякого раба скороварки или пылесоса. Да и человек ли тот, кто раболепствует перед товаром? У С.Г. Кара-Мурзы (в книге, посвященной теории манипуляции) я подсмотрел одну цитату: «В наше вpемя слова стали на pынке одним из самых главных товаpов, опpеделяющих валовой национальный пpодукт. Именно деньги опpеделяют, что будет сказано, кто это скажет и тип людей, котоpым это будет сказано. У богатых наций язык превратился в подобие губки, которая впитывает невероятные суммы» (И. Иллич). Об этом следует знать.
Искусственный язык для нашего утра – копоть и смрад, выброшенные каким-то паровозом. Он разрушает обаяние утра.
Не вечны копоть и смрад, день обязательно сотрет их. Но и в наших силах сделать так, чтобы сумасшедшие паровозы не врывались в наше утро, в наш язык. Храм рядом с нами. Достоевский, Гоголь, Пушкин и Лесков рядом с нами. И уж эти-то преграды не преодолеет ни один паровоз – искусственный язык.

Александр Гончаров, к.ф.н., ст. преподаватель кафедры журналистики СОФ ВГУ