Русская закваска в далеком Парагвае
В Южной Америке, почти в самом центре этого континента, есть страна, которая практически неизвестна русскому православному сердцу. Это Парагвай со столицей Асунсьон. А между тем в 30-е и 40-е годы XX века сие государство можно было бы без излишнего преувеличения назвать «самым русским из всех латиноамериканских держав». В 1927 году русские эмигранты построили в Асунсьоне главный православный храм Парагвая – церковь Покрова Пресвятой Богородицы, причем на улице во имя Успения Божией Матери.
Русская община в Парагвае росла не очень-то и быстро, а по-настоящему ее численность серьезно возросла во время Боливийско-Парагвайской войны (1932-1935), ставшей одновременно эпилогом Первой Мировой и прологом Второй Мировой войн.
Судьбы людей России и Парагвая связаны гораздо теснее, чем кажется нам. Но чтобы это разъяснилось, необходим предварительный экскурс в историю данного южноамериканского государства, которое по своей уникальности и особенности сравнимо, пожалуй, с историей Российской…
Забытая Параквария
За точку отсчета парагвайской истории следует принять 1610 (1609?) год, когда на обширной территории в глубине Южной Америки иезуиты с разрешения испанского короля Филиппа III приступили к основанию редукций (иначе миссий) с целью крещения индейцев и переустройству их быта с переводом от дикого образа жизни к цивилизованному.
В редукциях индейцев-христиан научали, как правильно обрабатывать землю, пасти скот и изготавливать различные предметы. Шедевром индейского ремесла явились органы, коих-то и в Европе делать умели единицы мастеров. Все вместе общины составляли полунезависимое государство Параквария. В редукциях же существовали школы и больницы, и нищих не было просто потому, что больные, увечные, дети и вдовы надеялись необходимыми для жизни средствами из средств миссий.
Параквария сразу же вызвала чувство зависти у соседей – населения будущих Бразилии и Аргентины. Особую ненависть к иезуитам и индейцам проявляли плантаторы, желавшие захватить уже разработанные земли и обратить аборигенов в рабов. Предпринимались попытки силой решить вопрос. Но иезуиты обучили индейцев европейским методам ведения войны, и у захватчиков почти сто лет ничего не выходило. И только в 1767 году латифундистам и их шайкам удалось разбить Паракварию. Индейцев изгнали с обжитых территорий, иезуитов же выслали подальше. Параквария же и была предтечей Парагвая…
Демократия и геноцид
В 1811 году Парагвай добился независимости от Испании. В последующие годы, вплоть до 1870-го, успехи и неудачи республики были связаны с деятельностью трех человек: верховного диктатора Хосе Гаспара Родригеса де Франсия и Веласко (правил самостоятельно с 1814 по 1840 г.), президентов Карлоса Антонио Лопеса (1841-1862) и Франсиско Солано Лопеса (1862-1870). И де Франсия, и оба Лопеса встречают у историков далеко неоднозначную оценку. Они, безусловно, являлись диктаторами, но при их правлении Парагвай превратился в наиболее промышленно развитую страну Южной Америки: строились железные дороги, развивалось сталелитейное дело, в стране имелось недурственное образование (начальное и среднее), формировалась добротная медицина, крестьяне получили землю.
Конец преуспеванию Парагвая положила война с Бразильской империей, Уругваем и Аргентиной 1864-1870 гг. Как и в случае с Паракварией «сработали» такие грехи, как зависть, любостяжательство и гордыня. Под видом борьбы за демократию (о, сколько уже крови пролилось под этим привлекательным лозунгом!) соседние страны, за спинами коих скрывались США и Великобритания, решили поживиться за счет разграбления Парагвая. Насколько народ Парагвая «не любил» своих «диктаторов», говорят факты невероятного упорства, с которым сражались парагвайцы (в том числе и женщины, и дети!) с бразильцами и аргентинцами. Но силы слишком были неравны. Парагвай разбили. Причем и бразильская, и аргентинская (в меньшей степени) армии проводили план «выжженных территорий»: уничтожались полностью целые деревни, леса и скот.
1 марта 1870 года перешедший к партизанской войне президент Франсиско Лопес получил тяжелое ранение, от коего и скончался. Его последними словами были «Родина моя, я умираю вместе с тобою».
После разгрома Парагвай превратился в беднейшее государство Латинской Америки, всю землю вновь поделили помещики (а что? торжество демократии, понимаешь!), а количество граждан значительно сократилось из-за невозобновимых потерь: из 1,35 миллионов населения осталось лишь 221 тысяч человек, из коих только 28 тысяч составляли взрослые мужчины.
Итак, в край с такой вот страшной, но и доблестной историей после революции 1917 года и Гражданской войны решились переселиться обездоленные русские люди из неприветливой Европы.
Странные улицы Асунсьона и «Белый отец»
Ежели сейчас кто-нибудь из россиян доберется до Парагвая, то неожиданно обнаружит, что один из маленьких городов носит наименование Fortin Serebriakoff (форт Серебрякова), а улицы Асунсьона имеют названия в честь героев Боливийско-Парагвайской войны XX века: Mayor Kasianoff, Comandante Sergio Salaskin, Colonel Butleroff, а Почетным гражданином Парагвая являлся признанный индейцами касиком (вождем) и названный «Белым Отцом» бывший генерал царской армии Иван Тимофеевич Беляев.
Беляев появился в Парагвае в 1924 году. Разочаровавшись в русской эмиграции в Европе, Иван Тимофеевич задумал создание особой колонии россиян в Парагвае, которая должна была сберечь «все то святое, что создавала Русь, [и оно] могло бы, как в Ковчеге, сохраниться до лучших времен» (И.Т. Беляев).
Генерал Беляев раздумывал о создании нового дома для беженцев из России. Но его желания носили еще и чисто православный характер: «Существуют две точки зрения на русскую эмиграцию. Большинство считается только с условиями материального характера и в зависимости от личных стремлений. Иные, особенно вначале, смотрели на эмиграцию с другой стороны, усматривали в ней возможность организации сил для борьбы с большевизмом, при непременном условии играть в ней заметную роль. Впоследствии, когда события доказали полное отсутствие этой возможности, все их внимание обратилось на общественность, где, разумеется, они должны были сохранить ее за собою.
Я мечтал об одном. В море продажного разврата и растления я надеялся найти горсть героев, способных сохранить и возрастить те качества, которыми создалась и стояла Россия.
Я верил, что эта закваска, когда совершится полнота времен, когда успокоится взбаламученное море революции, сохранит в себе здоровые начала для будущего. Если нельзя было спасти Россию, можно было спасти ее честь».
До Боливийско-Парагвайской войны Беляев прославился в качестве путешественника и исследователя провинции Гран-Чако (точнее, ее части – Чако-Бореаль) и организатора переезда сотен белых эмигрантов в центр Южной Америки.
Исследователь полюбил индейцев, а они отвечали ему взаимностью. Беляев осваивал языки местных племен, обычаи и нравы. Он первым отметил, что индейцы почитают Пресвятую Троицу (только под другим именем), а их взгляды носят явное сходство с представлениями Ветхого Завета. Беляев перевел на русский язык индейскую поэму «Амормелата» («Великий потоп»). И во время экспедиций в Чако и после Боливийско-Парагвайской войны Иван Тимофеевич учил индейцев основам истории, географии и гигиены, но при этом обязательно и православным молитвам, переведенным на языки коренных народов Парагвая. Неслучайно при прощании с умершим И.Т. Беляевым в 1957 году индейцы (даже и язычники!) пели «Отче наш» на улице перед православным храмом в Асунсьоне…
Грехи войны и подвиги людские
Сребролюбие и любостяжательство часто порождают раздоры среди людей и брани между государствами. Боливийско-Парагвайская война исключения отнюдь не представляет.
Преподобный Исидор Пелусиот некогда изрек важнейшие слова: «Из-за любви к деньгам вражда, драки, войны; из-за нее убийства, разбои, клевета; из-за нее не только города, но и пустыни, не только обитаемые страны, но и ненаселенные дышат кровью и убийствами… Из любви к деньгам извращены законы родства, потрясены уставы природы, нарушены права самой сущности… Сколько бы зол ни отыскал кто в народных собраниях, или в судилищах, или в домах, или в городах, – увидит в них отростки этого корня».
Боливия решила в начале тридцатых годов оторвать от Парагвая большой кусок территории в Гран-Чако – ведь там нашли нефть, что сулило огромные доходы. К войне страну подталкивала и американская компания «Стандарт Ойл». Боливийцам военные действия казались легкой прогулкой. Армия сей горной страны превышала парагвайскую по всем показателям – например, солдат и офицеров у Боливии имелось в 3,5 раза больше, чем в парагвайских вооруженных силах, по крупнокалиберным пулеметам превосходство было в 6 раз, по винтовкам – в 4 раза и т.д.
Боливийские военные прошли хорошую выучку у немецких инструкторов, среди которых трудился и пресловутый Э. Рем, вернувшийся затем в Германию и возглавивший отряды СА («штурмовиков», «коричневорубашечников»), фактически приведших Адольфа Гитлера к власти в Рейхе. Всю боливийскую воинскую группировку 6 декабря 1932 года возглавил немец – генерал Ганс Кундт, а в качестве командиров части рот, батальонов и полков выступали другие выходцы из Германии, прошедшие горнило Первой Мировой войны.
Конечно, парагвайская армия, страдавшая от нехватки офицерских кадров, имела мало шансов на успех. Но на помощь ей пришли русские эмигранты. И если немцы выступали как наемники, то русские поднялись на защиту страны, давшей им приют в годину лишений и бедствий. Православный закон русской армии – «Защищай обижаемых!» – помог казакам и офицерам окончательно определиться. В рядах парагвайских войск воевали Н.Ф. Эрн и С.Ф. Эрн – братья рано ушедшего философа-славянофила Владимира Эрна, автора теории «катастрофического прогресса»; потомок великого химика Бутлерова – Юрий Бутлеров; майор Николай Корсаков и другие. А Иван Тимофеевич Беляев возглавил Генеральный штаб парагвайской армии.
Многие русские люди сложили свои головы, отдав жизнь за победу Парагвая, поэтому-то их имена и носят улицы и площади городов Парагвая. И их память трепетно чтится парагвайским народом.
«На круги своя…»
Война 1932-1935 гг. повторила Первую Мировую в том, что наступление, организованное по канонам военной германской науки, разбилось об оборону, выстроенную по-русски.
Отблески же событий Второй Мировой войны определяются точно: нападение Боливии на Парагвай без объявления войны, первоначальный успех агрессора, а затем полное и безоговорочное разбитие его стороной защищающейся. И столкновение немцев и русских на парагвайской территории знаменует и Первую Мировую, и Вторую Мировую войны.
Есть и предприговор фашистской Германии – Боливию разбили совершенно, почти 80 процентов боливийской армии попало в плен. Впрочем, и потери с обеих сторон были страшные (если считать их от общей численности населения), предрекшие зловещий смертоносный каток Второй Мировой.
Форт Канада в Парагвае напоминает Брестскую крепость в Великую Отечественную войну. А бои за парагвайский форт Нанаву явно схожи с жесточайшим сражением за Сталинград. Конечно, парагвайские масштабы меньше наших, но героизм парагвайцев и русских, и погибших, и восторжествовавших в этих битвах, находит в себе параллели с великими подвигами наших солдат в 1941-1945 гг.
И как же не вспомнить изречения святителя Филарета Московского, которыми и хочется заключить повествование: «Война – страшное дело для тех, которые предпринимают ее без нужды, без правды, с жаждою корысти или преобладания, превратившеюся в жажду крови. На них лежит тяжкая ответственность за кровь и бедствия своих и чужих.
Но война – священное дело для тех, которые принимают ее по необходимости, в защиту правды, веры, отечества. Подвизающийся в сей брани оружием совершает подвиг веры и правды, который христианские мученики совершали исповеданием веры и правды, страданием и смертию за сие исповедание; и, приемля раны, и полагая живот свой в сей брани, он идет в след мучеников к нетленному венцу».
Александр Гончаров,
к.ф.н., ст. преп. кафедры журналистики СОФ ВГУ