Прошлая жизнь матушки Печали

Последняя из сказок о жизни сестер Энского монастыря. Автор – журналист, историк и писатель, священник Владимир Русин.

Матушка Печаль несла клиросное послушание, и жила бы она припеваючи, если бы не регент монастырского хора инокиня Фортисима. Уж очень та придиралась к матушке.

– Матушка, ну что Вы опять службу затягиваете? Третий час чуть ли не три часа читали. И в таком миноре пели, будто у Вас келья сгорела.

Эта Фортисима тут без году неделя, а уже всех на свой лад петь заставила. Да она еще в музыкальную школу с балалайкой бегала, когда мать Печаль с первыми насельницами пришла Энский монастырь возрождать.

В миру будущую монахиню Печаль величали Тоской. А фамилия у нее была такая же, как у известной советской актрисы – Зеленая. И впечатлительной она была, как актриса. Потому и настрадалась до пострига от депрессий.

Еще в школе это началось. Дернет кто-нибудь ее за косичку – она сразу в слезы. Вот и отдал ее отец в цирковое училище на клоуна учиться. Там над ней сначала смеялись, Несмеяной прозвали, а потом выгнали. Ну сколько можно сырость на арене разводить?! Это же цирк, а не бассейн.

Отец не сдавался. Пристроил в колледж культуры на массовика-затейника учиться. Взяли на коммерческой основе. Отец за год вперед учебу оплатил. Дочь отчислили через полгода. Сказали: «Нам легче неустойку выплатить, чем целый год это терпеть. И так в культуре мало веселого осталось, а тут еще такие студенты».

Новое место учебы Тоска сама себе нашла. Искала какое-нибудь народное средство от депрессии и заглянула на запах сандаловых палочек в магазинчик «Путь к себе». Там ее и затянули на курсы парапсихологии.

На этих курсах какие-то странные люди под руководством людей иностранных часами нечленораздельно мычали и учащенно дышали, стоя в нелепых позах. Средство от депрессии потом пришлось искать всей группе недоучившихся «парапсихологов».

«К себе» Тоска больше ходить не стала. Как только пришла в себя, пошла к Богу. Однако, как сказано в одной мудрой книге: «Если приступаешь служить Богу, то приготовь душу свою к искушениям». И хоть искушений было немало, с пути этого она не свернула. Наоборот, стала учиться их принимать с великой радостью, поскольку на память о каждом преодоленном искушении оставался духовный опыт.

Участившиеся придирки инокини Фортисимы, как поняла матушка Печаль, напрямую связаны с началом поста. То ли еще будет?!

– Матушка! Матушка, постойте! – окликнула во дворе монахиню Печаль инокиня Фортисима. – Вас уже два дня письмо дожидается. Хотели сразу Вам вручить, но Вы после чтения неусыпаемой Псалтыри спали, как сурок. Поручили мне Вам передать, когда проснетесь. А я забыла, простите. И за сегодняшние язвительные замечания простите…

Да, читать Псалтырь мать Печаль любила. И часто заменяла сестер на этом послушании. В чтение она вкладывала всю душу и потом спала безмятежно.

Но письмо? От кого? Монахине Печали давненько никто не писал. Она еще больше удивилась, когда узнала имя автора письма. Монахиню беспокоила ее бывшая сокурсница по цирковому училищу Клеопатра Патрикеева.

Клепа, в отличие от своей старой приятельницы, получила диплом клоуна. Ее приняли на работу в частный цирк, гремевший на весь мир. С этим цирком Патрикеева и колесила по миру, пока он дважды не погорел. Сначала

финансово, потом и натурально. По официальной версии – произошло замыкание проводки. Но Клеопатра была уверена, что замкнуло у кого-то в голове. Однако письмо однокурснице она написала не для того, чтобы поделиться своими догадками. К тому же цирк сгорел, а клоуны остались и весьма неплохо устроились в жизни.

Клеопатра Патрикеева в настоящее время занимала высокую и престижную должность. Она была главным имиджмейкером одной преуспевающей политической партии. Выйдя замуж за перспективного политика, вела его странички в социальных сетях, а сейчас готовила к победе в очередных выборах.

В эту предвыборную кампанию Клеопатра заметила, что многие конкуренты стали использовать ее методику, и заволновалась. Вспомнив, что у нее есть свои люди в монастыре, выпускница циркового училища попросила свою однокурсницу поставить в главном монастырском храме самую толстую свечку и вложила в конверт крупную денежную купюру.

Матушка Печаль читала письмо на улице у центрального входа в монастырь. В ушах звенел переливчатый голос Клепы: «А вот и я!!!» В памяти всплывали одна за другой картины из прошлой жизни. Вспоминалось не только цирковое училище. Вспомнилась школа. Третий класс. Какие у нее были косички в третьем классе! За них и дергал будущую монахиню  одноклассник   Жора  Абажуров, менявший во всех словах букву «с» на «ш». «Тошка, дай шпишать!» Где он теперь? Наверное, стал солидным человеком, Жоржем. Ходит в костюме с галстуком. Может, и в депутаты баллотируется. Путешествует по свету. Кухни народов мира сравнивает.

Вспомнилось общежитие в колледже культуры. Ах, какую вкусную они с девчонками жарили картошку! Почему-то в монастыре картошку не жарят. 

И вдруг матушка Печаль явно ощутила проникающий запах… Нет, не жареной картошки. А чего-то совсем несъедобного. Запах исходил от давно не мытого и не бритого странника, сидевшего на бордюре с помятым пластиковым стаканом в руке. Мелочь в стакане звякнула. Человек поднялся и, слегка прихрамывая, направился к монахине. Был он в костюме и с галстуком. По сияющей беззубой улыбке было понятно, что странник узнал свою одноклассницу: «Тошка, дай пожрать!»

Кормить всех, кто голоден. Это еще прошлая игумения благословила. Новая продлила благословение.

Пока Жора уплетал первое, второе и третье, матушка Печаль договорилась пристроить его на подворье. Там рабочие руки нужны. Но подкрепившийся Абажуров наотрез отказался где-то работать. Он сообщил, что его ждут в другом городе. Он бы уже туда уехал, да денег на проезд нет.

Крупная купюра Клеопатры переселилась из почтового конверта в единственный недырявый карман Жоржа. Странник спешно отправился в путь, но скоро вернулся, чтобы поблагодарить благодетельницу и попросить финансовой добавки на билеты двум попутчикам…

Для игумении Смирены этот день тоже не прошел без искушений. И они так же были связаны с прошлой жизнью. Матушку отыскала однокурсница по университету.

– Мирочка, я давно хотела к тебе приехать, а тут случай подвернулся…

Однокурсница объезжала областные центры и крупные города с группой общественных деятелей. Вернее, деятельниц: писательниц, певиц, художниц.

– Пока мы создали движение «Свободные женщины», но намереваемся зарегистрировать политическую партию. Уже бы давно зарегистрировали, но мужики палки в колеса ставят. Понимают, если мы выдвинем своих кандидаток, им ловить нечего. Хочу пригласить тебя, дорогая подруга, в наше движение.

– Так я уже в движении, – улыбнулась игумения.

– В каком же? – оторопела от неожиданности гостья.

– «Верующие женщины».

– Да, я что-то слышала о нем. Но ты все равно приходи, – не сдавалась настойчивая однокурсница. –

Мы тут в Большом Доме культуры будем встречу с местными проводить. Начало сегодня в 17.00. Придешь?

– В 17.00 никак не могу. У нас всенощное бдение в это время начинается.

– Как плохо, – вздохнула лидер общественного движения «Свободные женщины».

– Как хорошо, – подумала игумения Энского женского монастыря.

– Ну, тогда позволь сделать тебе подарок…

В кабинет игумении внесли огромную картину и провели фотосессию, запечатлев для будущей предвыборной кампании акт дарения. Игумения Смирена на фото плохо вышла. Взгляд у нее на всех снимках был немного растерянным – она соображала, куда бы определить этот пестрый пейзаж, который матушка уже для себя назвала «Пожар в джунглях».

Подарок занял весь игуменский диван. Поэтому следующей посетительнице пришлось сидеть на стуле. Следующей посетительницей была монахиня Печаль.

– Матушка, меня атакуют помыслы, – пожаловалась она игумении. – Мне кажется, я исковеркала человеку жизнь.

Мать Печаль рассказала о Жоре Абажурове, о косичках, о (возможно) первой любви, которую гордая одноклассница не заметила и нанесла душевную травму человеку. И вот итог – он в костюме и галстуке на голое тело просит подаяние у ворот монастыря.

– Откровенность за откровенность, – мудрая игумения начала издалека. – Однажды пришла к нам в Старо-Девичий монастырь одна барышня.  Назвалась Унылой. Пришла с серьезными намерениями. Выражала готовность хоть завтра принять постриг. Говорила, что с миром ее больше ничего не связывает. И правда. Мир ей целую неделю названивал, а она трубку не брала. Сбрасывала и демонстративно от телефона к иконам поворачивалась. Но потом все-таки ответила на звонок. И все! Сбежала. Даже томик «Добротолюбия для мирян» в келье забыла. Оказалось, что жених Унылы в Америку уехал и там остался. Барышня обиделась и решила уйти в монастырь. Но потом жених ее к себе позвал. Она приехала в эту Америку. Жених снова ее предал. Возвращаться домой Уныле было стыдно и не за что. Она стала легкой добычей бесов и застряла в лифте одного из небоскребов между 112 и 113 этажами. И сидит там до сих пор.

– Ужас какой!

– Простите, что заставила испытать неприятные эмоции. Но мне хотелось уберечь Вас, матушка, от непоправимой ошибки. Вы же уже не первый день в монастыре и должны знать, что печаль мирская неизбежно ведет к смерти, а к спасению приводит другая печаль – по Богу.

– По Богу я печалюсь больше, – твердо сказала матушка Печаль.

– Вот и хорошо… Жорик из прошлой жизни у Вас когда-нибудь просил руку и сердце?

– Нет. Только списать и линейку. А потом этой же линейкой меня по голове огрел, – улыбнулась матушка Печаль.

Мать игумения в качестве приложения к утешению подарила монахине большую картину.

– Мне кажется, у Вас в келье немножко мрачновато. Картина внесет нотку оптимизма.

Тут в кабинет игумении заглянула монахиня Суета.

– Матушка Смирена, в трапезной сестры на обед собрались. Без Вас не начинают. Чревоугода с Деликатессой уже по второму кругу читают акафист самовару.

– Ох, простите, иду. Голодных обмороков нам еще не хватало. А что у нас сегодня на обед?

– Как благословили, жареная картошка…

Священник Владимир Русин