Одиссея бабы Клавы
Бывала баба Клава в городах. И не раз бывала. В саму Москву раза три ездила. Все там видела: ГУМ, ЦУМ, ВДНХ… В молодости и сама чуть городской не стала. Сватался к ней в поезде один ювелир из областного центра. Называл бриллиантом, грозился оправу достойную сделать.
Не пожелала Клавдия Васильевна в оправу. Вернулась в село и Митьку встретила. Тот и не знал, что всю жизнь с бриллиантом прожил.
Сашка-сын, вероятно, догадывался, что мама у него драгоценный человек. Когда сын в селе жил, мама себя как в оправе чувствовала. Всю тяжелую работу он на себя брал.
Неправда, что в деревне работы нет. Работа в деревне есть всегда. Зарплаты нет. Вот и Сашка уехал в город за зарплатой. Сначала в районном поселке обосновался. Каждое воскресенье приезжал. Женился. С женой приезжал раз в месяц. А когда в областной центр перебрался, где зарплаты повыше, стал раз в год мать навещать и о переезде в Москву мечтать.
В этом году баба Клава ждала сына в августе. Обещал картошку выкопать. Не дали полный отпуск. Только на две недели отпустили. Едва успел с женой Лариской слетать на отдых в Доминиканскую республику. На материну картошку времени не хватило.
До Успения баба Клава еще не теряла надежды дождаться сына. Даже волновалась, что приедет он как раз на праздник. А когда служба в храме, какой огород? Бабу Клаву никакая сила в церковный праздник дома не удержит. Хоть бы и Митька-покойник воскрес, пошла бы на службу. Поставила бы ему на стол миску борща. Картошки толченой сделала б. Может, и стаканчик налила б. Праздник же и событие. А потом сказала б: «Ты тут сам хозяйничай. После обедни наговоримся…»
Прошло Успение. Заглянул ли Сашка в этот день у себя в городе в храм? Эх!
В начале сентября, когда все в селе уже со своей картошкой справились, вышла в огород и баба Клава. Лопату в землю воткнула. Твердовата земля. Ведро поставила. И ведро какое-то тяжеловатое, несмотря на то что пока пустое. Полвека назад она, когда еще просто Клавкой была, легко два больших ведра с молоком подхватывала и лебедушкой по коровнику проплывала. Теперь вот с пустым ведром еле-
еле к краю огорода доковыляла. Но надо вечно беспокоиться ТУТ, чтобы ТАМ вечного покоя сподобиться.
Нельзя, чтобы урожай погиб. Будем так беспечно к дарам Божиим относиться, Господь голод попустит. Захватила баба Клава послевоенное время. Войну не помнит. А вот что после войны всегда кушать хотелось, не забыть. Не дай Бог такого нашим детям-внукам-правнукам.
Повернулась баба Клава в сторону храма, перекрестилась, повернулась обратно. Что такое? Нет лопаты.
Толик ее уже на плечо себе закинул: «Теть Клав, откуда начинать?»
Старушка его сразу предупредила, что бутылку ставить не будет. Грех людей спаивать.
Толик слегка обиделся, но не на отсутствие спиртного: «Клавдия Васильевна, я не ради греха. Я от чистого сердца. Как тимуровец».
Но от обеда и ужина Анатолий не отказался. И парадно-выходной костюм покойного Мити примерил. Ему впору пришелся. Костюм баба Клава в Москве купила еще при Брежневе. Митя его и не носил. Не случилось парада, да и в выходные он все в той же замасленной фуфайке по хозяйству хлопотал. Если совсем жарко становилось, мог до трусов раздеться. Зачем тут костюм? А жена костюм раз в год проветривать выносила, моль от него отгоняла, пока не нашла состарившаяся обнова нового хозяина.
В этом костюме Толик приходил потом и бурак копать, и кукурузу рубить. Поэтому уже в первых числах сентября огород бабы Клавы был чист. Хоть сейчас трактор загоняй. Однако трактористы плуги цепляют лишь к концу месяца.
Огород прибран, можно благодарственный молебен служить, но храм на замке. Отец Михаил уехал в паломничество и следующую службу назначил на Рождество Богородицы. Вот и решила Клавдия Васильевна сама в город к сыну съездить.
Сашка искренне обрадовался: «Ты у нас два года назад была, еще до ремонта. Сейчас посмотришь натяжные потолки. Только сумки не тащи. Тут в магазинах все есть: и картошка, и закрутки. Сама приезжай. На подъезде к городу из автобуса позвонишь, я тебя на автовокзале встречу на новой машине. Цвет терракотовый. Ты ее сразу на стоянке узнаешь».
Заботится сын. Понимает, что мать уже до середины восьмого десятка дошла. Но как с пустыми руками ехать? Яиц свежих набрала. Банку огурцов, закрытых по старинному рецепту, с аспирином. Таких в магазине не купишь. Курицу зарубила строптивую, которая от петуха эмансипировалась. Все оставшееся в сумке пространство сушеными яблоками засыпала. Сумка старая холщовая, проверенная временем. Не доверяла баба Клава кокетливым пакетам, быстроразлагающимся по дороге из магазина домой.
Документы взяла, а зарядку для телефона забыла. Только мелькнуло за окошком автобуса перечеркнутое название родного села, как телефон пикнул последний раз и уснул беспробудным сном. Не успела сообщить сыну, что выехала.
Цифры баба Клава с детства плохо запоминала. Могла забыть, в каком классе учится. Хорошо, что номер телефона сына записан в книжечку. А где книжечка?.. Осталась дома. Там и адрес записан.
Возвращаться назад не стала. Молитвослов достала. Раскрыла на страничке с молитвой о путешествующих.
Дорожка гладенькая. Летом все кочки срезали, все ямки заделали. Ездить только почти некому. Вся молодежь еще по разбитой дороге в город удрала. Не один Сашка село оставил. Правда, наблюдается и отрадное обратное движение: возвращаются в село некоторые молодые пенсионеры. На дожитие. Дает город на сдачу с рубля копейку. Есть и те, кто живет в сельской местности, а на работу ездит в город. Их, впрочем, немного.
Перед выборами и автобусное сообщение с райцентром наладили. Ходит теперь по понедельникам «Газелька». Сегодня свободных мест – полсалона. Не отменили бы рейсы.
В полях оживление. Слева – иностранная техника сою убирает. Комбайнеры и трактористы в комбинезончиках – все не наши. И земля не наша. Какой-то инвестор поле то ли купил, то ли в аренду надолго взял. Никто из наших этого инвестора в глаза не видал. Батюшка за все село молится, а его имени так и не смог узнать. И в сельсовете только название фирмы знают – «ЗЭБЭСТИНВЕСТ». Как за «бэстов» молиться? Да и крещеные ли они? Никто в храм даже из любопытства не заглянул.
Справа – угодья Эдика-фермера. Он крещеный, но невоцерковленный. Из возвращенцев-романтиков. Все свое детство к бабушке в наше село ездил. Купался, в войнушку играл, женихался. Женился и решил село поднимать. Взял кредит, слетал в Южную Америку на какие-то бизнес-курсы. Взял второй кредит и засеял все арендованное поле амарантом. Не абы каким – сортовым. Сейчас вот собирает его вручную. Нет специальной техники. Всех, кого смог уговорить, в поле вывел урожай спасать. Уговорить смог лишь жену и бабушку. Другие упорно его благородную элитную культуру сорняком щирицей обзывают и помогать отказываются. Заразить свои огороды боятся.
Был бы на месте отец Михаил, может, тоже вышел бы в амарантовые поля с торбочкой и секатором. Он насмешливые разговоры об Эдуарде пресекает и говорит, что тот, желая быть ближе к земле, ближе к небу становится. Но еще слишком на себя надеется. Верит больше в свои силы и в чужие бизнес-планы, потому Господь и дает ему устать. Немощь свою почувствовать.
Словом, живет село назло китайцам. Скучать некогда.
Два года Клавдия Васильевна из села не выезжала. Незачем. Вещи старые донашивает. Еще и на помин души раздать останется. Продукты в сельском магазине есть. Выбор небольшой. А много ли человеку надо?
Заметила еще в прошлый раз, что в городских магазинах чаще стали уже нарезанный хлеб продавать. Скоро и до пожеванного дойдем. Совсем обленились мы. Лень человеку ломоть от буханки самостоятельно отрезать. Хотя, с другой стороны, хлеб сейчас какой выпекают? Вечно мягкий и легкий, будто шарик воздушный. Нож над ним занести боишься. Вдруг лопнет.
Из районного центра в центр областной ехала опять же на «Газельке». (Так у нас называют все микроавтобусы, независимо от марки).
Внимание всех пассажиров перетягивал на себя моложавый человек лет сорока в старомодном джинсовом костюме и в бейсболке. Тощий, пьяный и с собакой. Пить пиво в салоне микроавтобуса ему не разрешил водитель, поэтому за короткое время, остававшееся до отправления, престарелый подросток заглотил все, что планировал смаковать в долгом пути. Остановок пришлось делать больше, чем положено.
До соседнего райцентра беспокойный пассажир вел себя вызывающе: громко разговаривал по телефону; опирался на плечи и колени соседей, имитируя состояние невесомости; комментировал радионовости. Водитель робко или солидарно молчал.
Породистый пес беспородного хозяина флегматично смотрел в окошко, делая вид, что он не знаком с этим невоспитанным человеком.
Баба Клава, которой этот театр одного актера порядком осточертел, вновь открыла молитвослов и стала беззвучно молиться: «Да воскреснет Бог, и расточатся врази Его…» Артист выстрелил в молящуюся совершенно трезвым взглядом, сказал: «Щас, мать!» ¬– обмяк и задремал.
В соседнем райцентре рядом с любителем пива приземлилась боевая баба. Проснувшийся артист попытался открыть второе действие спектакля. Но новая соседка быстро опустила занавес. Придавив своим весом щуплого мужчину вместе с его породистым псом к стене, она утомленно изрекла: «Дома три алкаша. Выйдешь в люди – и тут алкаши. Что за жизнь?»
Притихший пассажир перестал просить «командира» притормозить у каждой лесопосадки, и в следующий раз микроавтобус остановился лишь в другом районном центре. Любитель пива помчался в туалет, но наткнулся на киоск, в котором продавали его любимый напиток, и купил еще две бутылки.
В это время предоставленный сам себе породистый пес сцепился с какой-то дворнягой у точки продажи шаурмы. Рычащие собаки скрылись за зданием автостанции. Туда же отправился качающейся походкой пассажир. Водитель не стал его дожидаться, поскольку и так выбился из графика. Буркнул: «Все, Серега, ты меня достал». Закрыл дверь и нажал на педаль газа.
Беспокойный попутчик сошел с дистанции. Но о нем еще долго напоминал специфический запах, витавший в салоне автобуса. Да лужица на месте, где сидел пиволюб.
До областного центра ехали без приключений. По радио вибрировали бессмысленные песни и пустозвонили ведущие. Баба Клава не слушала их, но к концу пути голова у нее слегка заболела от назойливого шума и пивного амбре. Ничего. Сейчас выйдет на свежий воздух и все пройдет. Однако городской воздух и за пределами микроавтобуса был несвеж. И источники шума умножились многократно. Захотелось обратно домой, в тихие и милые сердцу Большие Могилки.
Как там хозяйство? За курами баба Клава попросила присмотреть соседа, дядю Васю. За Мурзиком смотреть не надо. Он за два-три дня не пропадет. У мимимишного кота в селе куча поклонников, которые его тайно от хозяйки подкармливают.
Областной автовокзал мало изменился. Только рекламные баннеры повсюду, как заплатки на старой рубахе. То же ощущение временности, зыбкости бытия. Наверное, этого специально добиваются дизайнеры, чтобы никому не захотелось поселиться здесь. Чтобы быстрее билет покупали и уматывали отсюда.
Баба Клава спешно перетащила свою холщовую сумку на другую сторону улицы. Зашла в большой торговый центр. А там – магазинов больше, чем во всем нашем районе покупателей.
Сашка говорил, что в городе все купить можно. Неужели не найдется зарядного устройства для телефона бабы Клавы? Шагнула она в широко распахнутые двери стеклянного магазина, в котором телефонами торгуют. Показала продавцу свою потертую и запыленную трубку.
Продавец – юноша в белой рубашке с маленькой табличкой на левом кармане. На табличке имя: «Максим». Взгляд отсутствующий. Будто он сам в телефон превратился и весь в интернет вышел. Однако бабе Клаве удалось вернуть Максима на рабочее место. Ее телефонная трубка высекла из лица продавца искры изумления и восторга.
– Вовик, смотри: какие раритеты в народе гуляют! – позвал Максим своего коллегу.
Второй продавец – такой же юный и в такой же белой рубашке, только с надписью на табличке «Владимир» – тут же фоткнул трубку бабы Клавы своим айфоном. Словно это была редкая бабочка, готовая в любую секунду вспорхнуть и улететь.
– Нокиа-а-а, – выдохнул Вовик, боясь прикоснуться к антикварному аппарату, лежащему на стекле витрины. – Когда эту модель выпустили, мы с тобой еще памперсы носили.
– Зарядку на такой не знаешь где найти?
– Ну, уж не у нас – это точно! У соседей тоже нет. Надо на сайтах пошарить. У китайцев должна быть, но ждать долго придется. Месяц, не меньше.
Баба Клава представила, что она целый месяц стоит в этом телефонном аквариуме, ожидая посылку из Китая, и дернула сумку за ручки.
– Месяц ждать не могу. Мурзик от тоски сдохнет.
– Я на Вашем месте сдал бы эту трубку в музей и купил бы себе новый аппарат, – авторитетно заявил Максим, наконец разглядевший в уходящей бабушке потенциального клиента. – Кнопочные у нас пока есть.
– А я Вам рекомендую перейти на новый уровень и освоить смартфон, – вмешался Вовик, приглашая клиентку к своей витрине. – Вам какой бы хотелось?
– Дырракотовый, – почему-то ответила баба Клава, не собирающаяся изменять своему телефону, прослужившему ей верой и правдой 15 лет.
Молодые люди нашли бы привередливой покупательнице и терракотовый гаджет. В том же Китае. Но старушка уже поняла, что старую трубку ей в городе не оживить и квартиру сына придется искать по памяти. Дай Бог памяти.
Машин у торгового центра – тьма. По улицам едут автомобили в четыре ряда сплошным потоком. Где тут отыскать новую машину сына, которую она в глаза не видела. В прошлом году Клавдия Васильевна и сына не сразу узнала, когда он с усами приехал.
Людей в городе много, а поговорить по душам не с кем. Дорогу спросить не у кого. Все реже на улице встречается человек без наушников. Понаизобретали люди всяких вещей для общения, а общаться разучились. С искусственным интеллектом, неизвестно где проживающим, разговаривают, а ближнего своего в упор не видят.
Тут показалось бабе Клаве, что за ней кто-то наблюдает. Пригляделась, а это она сама себя в зеркальную стену магазина разглядывает. Вот он – символ современной цивилизации. Глядит на себя человек, не насмотрится, не налюбуется собой. Сам себя фотографирует. Сам себя хвалит. Этим и занят все время. Хвалу Богу воздать некогда. И то неведомо человеку, что зеркало никогда правды не скажет. Там все наоборот отражается.
Стоп! Недалеко от дома Сашки был большущий магазин с зеркальным шаром над входом. И название микрорайона вспомнилось – Луговой. Его назвали в память о луге, застроенном новыми домами. Вот и такси стоит. До микрорайона довезет, а там по приметам добраться можно. Приметила в прошлый раз баба Клава магазины: канцелярский, тканевый, «Деньги взаймы».
– Водитель, до Лугового микрорайона отсюда сильно дорого будет?
Водитель седобородый, в кепке, улыбается. Сумку в багажник поставил раньше, чем баба Клава опомнилась.
– Бесплатно тебя, Васильевна, довезу. К сыну едешь?
Что за чудо? Никак святитель Николай на молитву откликнулся? Зимний. Оторопела баба Клава. А таксист уже дверь за нею захлопнул и сам за руль уселся.
– В каком он у тебя там доме живет? Меня ни разу не приглашал в гости…
Молчит баба Клава.
– Да ты что? Не узнала земляка?.. Петька я, покойного Леньки сын.
– Да ты ж вроде на математика учился, в школе работал?
– Выучился, отработал. Еще в 90-е таксовать начал. Я, как математик, сразу подсчитал, что на зарплату учителя семью не прокормлю. У меня ведь трое. Сейчас уже трижды дед. Пенсионер. Подтаксовываю три раза в неделю. Город знаю уже лучше, чем наши Большие Могилки. До Лугового отсюда могу с закрытыми глазами доехать.
– Не надо с закрытыми, – прошептала баба Клава, тревожно наблюдая, как ее земляк лихо выруливает из скопления машин на просторный проспект.
В городе глаза лучше не закрывать. Это Клавдия Васильевна знала, наученная горьким опытом. Тогда в столичном метро она глаза от страха зажмурила и лишилась трешки, которая в кармане кофты для важной покупки была приготовлена. Хорошо, что кошелек в потайном месте находился. А то стала бы жителем столицы без определенного места жительства.
Домчал Петр Леонидович до места за десять минут. Поговорить не успели. Только узнала баба Клава имена детей и внуков таксиста, чтобы на ближайшей службе записочки за них подать, отблагодарить.
– Нет здесь больше канцелярского магазина. Теперь в нем пивом торгуют, – объяснял гостье таксист. – И «Ткани» закрылись. На их месте тоже пивная точка. А ростовщики остались, лишь вывеску сменили. Этот подъезд? Второй этаж? Вон свет горит. Значит, дома кто-то уже есть.
Бывший учитель математики быстро вычислил номер квартиры, потыкал пальцем в панель домофона, дождался сонного отклика: «Лариска, опять ты ключ забыла?» Сам ответил: «Встречай, Александр Дмитрич, дорогих гостей из Больших Могилок. Да помоги матери сумку поднять. Я спешу».
– Уже клиент у гипермаркета ждет. Надо быть через три минуты, – это он с бабой Клавой попрощался. – Ну, давай, Васильевна. Надоест у сына, приезжай к нам в гости. Только позвони, чтобы я свободен был. Запомни номер.
Номер баба Клава тут же забыла. Ведь в этот момент сын выскочил из подъезда в шлепках и трико. Невестка Лариска к дому подошла.
– Мать, что ж ты не позвонила? – беззлобно бурчал Сашка. – Я после обеда с работы отпросился. Машину из гаража выгнал. Ждал-ждал и заснул. Ну, что ты опять с сумкой? У нас же все есть.
– Клавдия Васильевна, я Вас сто раз набирала, – щебетала невестка. – Аппарат недоступен. Думаю, одно из двух: или передумали ехать, а телефон в доме бросили, где связи нет; или приехали к нам, но в храм зашли и телефон отключили.
Баба Клава не смотрела на подвесные потолки, молча разглядывала сына. Он опять без усов. Морщин добавилось. Седые волосы появились. Один он у нее, единственный. Поздний. А мог быть младшим. Молодая была, глупая. Советы подруг слушала, а к голосу совести не прислушивалась. Сколько детишек загубила в утробе. Наверное, Господь и дочку в помощь ей посылал. Может, кто-нибудь из нерожденных детей и в селе с матерью остался бы. Каялась уже в этом сто раз, а все равно сердце болит.
Явил Бог милость. Послал ребеночка, когда взмолилась к Нему. Хороший парень. Не пьет, не курит. Порядочный. Вера только слабая. Любую глупость, которую о Церкви в интернете этом напишут, он за чистую монету принимает. И сразу оправдание своей лени находит. Жизнь духовная требует усилий. Душа – она, как огород. Забросишь – зарастет.
– Сегодня день памяти Александра Невского, – сообщила Клавдия Васильевна городским жителям. – С именинами тебя, Саша, – и протянула сыну просфору.
Лариска была права. В городской храм баба Клава успела заглянуть.
Священник Владимир Русин
