«Мой Сава»: бывальщины тетушки Николины

Письмо. Художник Карл Шпильтер, 1913 год

Семейство Црневичей в Реции появилось сравнительно недавно, всего пять лет тому назад. Приезжие купили большой каменный дом в два этажа на Цветочной улице, примыкавшей к главной площади города. Второй этаж был оборудован под жилье для господина Савы Црневича, его супруги Николины и семьи их старшего сына Славко, перебравшегося к отцу с матерью из столицы вместе с женой и дочкой трех лет. На первом же этаже открылась таверна под названием «Уголок ветерана», где подавались самые простые блюда, кофе, красное вино и домашнее пиво.

За таверной следила сама Николина Црневич, а готовил Славко. Подавальщиц же наняли из близлежащих деревень. Сава же в дела почти не вмешивался, предпочитая спокойно посиживать за дальним столиком, читать газеты и покуривать трубочку.

«Уголок ветерана» быстро приобрел популярность у обывателей: здесь обслуживали четко и честно, еда и выпивка выставлялись на стол добротные, а чистоте и порядку могла бы позавидовать и иная ресторация, предназначенная исключительно для благородного сословия.

Фурор у рецийцев вызвало первое посещение Црневичами храма на Савиндан. Глава семейства пришел на богослужение в парадном сюртуке военного интенданта III ранга, да еще со Святым Георгием от Белого царя и великокняжеской медалью «Отвага и достоинство», которые просто так не получишь.

Вслед за тем выяснилось, что, оказывается, Сава Црневич вышел в отставку из-за ранения, с полным пенсионом и правом ношения мундира. А в последнюю войну он доставлял обозы с провизией и порохом героическим защитникам Вранецких высот.

Впрочем, о себе и о войне Сава никогда и никому не рассказывал, отбиваясь от вопросов одними и теми же словами: «Я тыловик. Подвигов не совершал. Мое дело было воинство накормить да припасами обеспечить». Любопытствующие, получив отповедь, приуныли, но их спасла Николина Црневич. Ее в городе полюбили и стали называть тетушкой. Она постоянно и совершенно бесплатно подкармливала бедный люд, а еще непременно выставляла на заднем дворе угощенье для бездомных кошек. Но ко всему прочему Николина организовала пятничные посиделки с кофе по-моравски и восточными сладостями, на которые могли приходить все желающие. А тетушка Николина и стала делиться историями про войну и гарнизонную жизнь, недаром же она с мужем обозы сопровождала, но не как обуза, а аттестованная военная фельдшерица. И рассказывала она так, что даже бывалые контрабандисты слушали ее, раскрыв рот.

Грек и крестик

В Баневацкую крепость мы с Савою прибыли, когда генерал Младич снял семимесячную вражескую осаду, отогнав сельджуков за 50 верст. Наши теодорийцы и русии были настоящими героями. Им и поголодать пришлось, да вот супостата за стены они не пустили.

По приказу Младича гарнизон заменили, завезли много припасов, забив огромные подвалы под завязку. Открыли госпиталь. Казалось бы, жизнь полностью наладилась.

Но пришла иная беда. Подвалами завладели крысы, которые стали портить не только продукты, но и обмундирование, и медицинское снаряжение, и вервие. Все, что попадало им на зуб, почти сразу же приходило в негодность.

А вот котов в Баневаце не осталось. Нет, их не скушали, хитрые зверьки сами разбежались куда глаза глядят. Подумало наше начальство, подумало, да и командировало меня в Лазарицкий монастырь. Как известно, монахи котов привечают. Кот и кошка Ноев ковчег от мыши, хотевшей прогрызть дырку в его дне, выручили.

Взяв большой тарантас, в сопровождении пары четников я и отправилась в обитель. Там бухнулась в ноги отцу игумену и попросила выделить котов для крепости. Он благословил, и послушники отловили с десяток разномастных котов и кошек…

В крепости животные без затруднений прижились, а верховодить среди них стал большой черный котяра, прозванный Греком. Ему отчего-то больше всех понравилась сестра милосердия Милица Зорич. Он спал у нее в ногах, да и еду принимал исключительно из ее рук.

Однажды я застала Милицу в слезах. Расспросила девицу. Оказывается, она по госпитальной надобности спустилась в подвал, и у нее неожиданно лопнула цепочка с крестиком, данным в напутствие родителями. И приключилась неудача – цепочка упала на крысу. Серая разбойница запуталась, да в испуге и порскнула в какую-то щель. Попробуй теперь найди ее. Да еще куда-то и Грек запропал. Вот уже сутки ни на кухне, ни в каморке Милицы не появляется.

Посочувствовала я горю девушки. Даже тоже всплакнуть захотелось. Как вдруг кто-то начал слабенько корябать дверь. Отворила. А там появился Грек с крысой в зубах, на ноге которой и намоталась цепочка с крестом Милицы Зорич…

Призрак

На Враницкие высоты наш обоз пришел поздно вечером. Мы разгрузились, и Сава принял решение переночевать на позициях, чтобы ранним утром отправиться назад в Баневац. Встретили нас хорошо, мне с мужем пушкари даже отдельную землянку для ночевки выделили.

Надо сказать, что тогда боши и сельджуки каждый день по три-четыре атаки проводили. Естественно, наши бойцы вымотались вусмерть. Но полковник Воронцов, командовавший и русими горными саперами и теодорийскими егерями, ждал, что враги могут и ночью напасть, а потому караульных наставлял строго: не дремать и тревогу поднимать даже при малейшем подозрении на опасность.

Мой Сава заснул без труда. А я вот «разгулялась» – не спится, как себя не заставляй. Я уж и Господу молилась, и овечек принялась считать. Не идет сон.

За полночь умыслила я вольным воздухом подышать. Выбралась из землянки. Шмыгнула в тыл, за окопы, к концу лагеря. Подумала: «Чуток прогуляюсь, да и на боковую». Смотрю, часовой дрыхнет стоя, опершись на штуцер. Хотела его толкнуть да разбудить. Но не успела. Зашевелился рядом кустарник. Я окаменела. А из него выходит казак-пластун Федот Хвостов (тоже из Баневацкой крепости) и говорит: «Баба, кричи алярму! Боши подползают!» Я, недолго думая, и завопила: «Тревога!» Наши все поднялись. За ружья схватились. И действительно, германцы уже вплотную подобрались да третью линию колючей проволоки порезали.

Отбили мы ночную диверсию. Я глазами казака поискала, а того и след простыл. Потом полковник Воронцов меня лично похвалил за бдительность. А я ему и говорю, что, мол, ни при чем, это казак Хвостов врагов обнаружил. Взглянул на меня Воронцов как-то странно: «Госпожа Црневич, а ведь урядник Хвостов три дня назад погиб в разведке». Я так и села, где стояла. Привел Господь призрака узреть…

Через сутки наш обоз вернулся в Баневац. Иду к госпиталю и вижу, что навстречу шествует Федот Хвостов. Обмерла. Вот уже и днем призраки чудятся. Казачок же мне улыбнулся и вымолвил: «Чего это ты, тетка Николина, на меня очи выпучила?» Я ему в ответ: «Так убили же тебя боши!» Урядник вообще рассмеялся: «Нет. Не убили. Коня подо мной загубили. Он-то и придавил. Не сразу очухался. Вот братцы и причислили мя, грешного, к погибшим. Проскользнул через ряды германов. И до вас пролез. Предупредил. Пострелял маленько в спины вражинам, да и чалого жеребца у их офицера увел. Казаку безлошадным быть Пресвятая Троица не велит. Затем в гарнизон подался. И вот он я, жив-живехонек».

Уксусная атака

Уже почти в конце войны закупился мой Сава в деревнях мясом, зерном, домоткаными холстами, да и еще кое-чем по мелочам для нашей армии. Всего набралось пять телег. Их и повели по горной дороге в Княжевацкую крепость. Путь страшный: с одной стороны – скала, а с другой – пропасть. Едем потихоньку. Охрану не брали, ведь фронт далеко ушел на юг. Все спокойно.

Но вот один из возчиков увидел, что нас преследует конный отряд башибузуков. И откуда он взялся? Глубокий тыл.

Стал супостат нас быстро догонять. Тогда Сава решил встретить окаянных ружейным огнем, когда они внизу под нашим уступом вверх по дороге подниматься примутся. Благо у возчиков винтовки имелись, а у Савушки и револьверина. Только очень он жалел, что ручных бомб не прихватил. Не положены они тыловикам. Залегли возчики с Савой на уступе. Вот и неприятель внизу показался. Веселятся. Сабли обнажены. Готовятся нас в капусту изрубить. Их там душ сорок, а у нас всего шесть воинов, да и я, бестолковая.

Возчики ждут, когда Сава отдаст приказ стрелять, а он как вскочит и словами «Слава тебе, Боже!» да и кинется ко второй телеге. Обратно мой муж вернулся с бочонком, полным уксуса. И прошипел бойцам: «Тащите оставшиеся». Те споро развернулись и на уступ еще два других прикатили.

Тут Сава первый и метнул вниз. Аккурат по командиру башибузуков попал, тот с воплем в бездну улетел. Ребятки другие бочонки сразу же толкнули под уклон, да и стрельбу открыли. Бочонки хлопнули от удара о земь. Капли уксуса полетели в разные стороны: в лошадиные морды и башибузукам – куда как попало. Заметались они. Трое с конями в пропасть сорвались за своим начальником. Остальные в спешке бросились отступать, уже не желая преследовать обоз.

Ворот Княжеваца мы достигли часа через полтора. Все привезли. Только Саве пришлось докладную на имя главного интенданта писать о растрате казенного уксуса. Комендант же командующему сообщил о происшествии. Через месяц от великого князя и привез курьер указ о награждении Савы медалью.

Александр Гончаров

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

+ 78 = 86

АРХИВ ГАЗЕТЫ