Мастер
Михалыча провожали на пенсию. Звучали тосты, пожелания. Много добрых слов и искренних признаний в незаменимости услышал мастер. Но, как это всегда бывает, вскоре на его место пришел другой человек. Работа не остановилась, непрерывное производство осуществлялось без остановок, но уже без него…
Стоит отметить, что Михалыча на работе уважали, с его мнением считались, его совета спрашивали. Все желали попасть на стажировку именно к нему, так как он знал процесс во всех его тонкостях и сам не гнушался порой принимать участие там, где нужно было работать руками. Александр Михайлович Васютин проработал на железнодорожной станции погрузки более тридцати лет. Начинал с помощника машиниста тепловоза, но потом получил образование, опыт и стал мастером погрузки. В его обязанности входило обеспечить непрерывность процесса, следить, чтобы не было простоев, а это зависело от многих факторов. От того, как и когда приходили на станцию порожние (пустые) вагоны, от того, насколько качественным было сырье, от того, как работала фабрика, подающая погрузочные материалы, а также от нагрузки, от количества работающих на станции тепловозов и многого другого.
Надо сказать, что за каждым из перечисленных факторов стоял еще один, не менее важный и значимый – человеческий. Удивительно, но Александр Михайлович знал всех по именам и отчествам, даже всех новеньких, всегда обращался адресно, даже когда говорил по рации, в переговорах по которой принято называть номера тепловозов, он всегда знал, кто машинист, и обращался и к человеку. За это и любили его в коллективе – за человечность. От него никогда нельзя было услышать дурного слова, он не ругался матом, и все удивлялись, как это в его смене люди обходятся без такого эффективного вспомогательного средства. Но кому выпадало поработать с Михалычем, тот мало-помалу оставлял это занятие, даже сам себе не мог объяснить почему. Просто было не нужно, не требовалось.
Еще Михалыч, когда кого-то спрашивал о чем-то по работе, употреблял слово «подскажите». Не правда ли, само по себе оно уже несет какое-то позитивное наполнение? «Подскажите…» – вы знаете, а я пока нет, подскажите, – а не просто: «Когда заработает фабрика?» «Подскажите» как будто «пожалуйста, скажите». Так и повелось, что все стали пользоваться такой формой обращения с вопросом – подскажите – подскажем! Михалычу не было жалко времени, чтобы кому-то объяснить то, что непонятно, кого-то похвалить, а кому-то дать практический совет. Правда, порой ему самому приходилось делать то, что ему было не положено по должности – почистить железнодорожные пути или отцепить толкатель, отремонтировать бункер или заделать брак в вагоне, но для него самого это не составляло труда. Не было такого вопроса, на который бы он не знал ответ. Конечно, он еще в состоянии был работать и на пенсии, но во все процессы уже полноправно вошла автоматизация, компьютерное сопровождение, онлайн-отчетность, многое из того, чему нужно было учиться, и тех, кто был помоложе, отправляли на курсы, ну а с пенсионерами уже никто не стал заниматься. Обидно… Но, ничего не поделаешь, нужно давать дорогу молодым, и, возможно, радоваться, что еще попал в тот период, которого не коснулось повышение пенсионного возраста.
Однако радоваться не получалось. Год назад Михалыч потерял жену, умерла от неизлечимой болезни. Тогда ему было очень трудно, сначала ухаживать за тяжелобольной супругой, видеть, как на его глазах человек угасает. А потом нелегко было привыкнуть к одиночеству. Есть дети и внуки, да, они приезжали и помогали с уходом и потом с похоронами, звонили, не забывали, но все равно большую часть времени он находился один. Тогда его выручила работа, коллектив поддержал и морально, и материально, и все удивлялись, как это ему, несмотря на такое горе, удалось сохранить и теплоту сердца, и радость жизни.
Работа была частью его жизни, правда, после смерти жены он начал еще время от времени ходить в церковь, которая была недалеко от его дома, он оставался на панихиду, потому всегда слушал проповедь священника после Литургии. В этих словах он всегда находил утешение, ему казалось, что они были адресованы именно ему. Михалыч никого не знал в том храме и ни с кем не общался, это супруга, пока была жива, часто ходила сюда молиться. А священник из этого храма ее причащал дома и отпевал потом на кладбище. Михалыч почти ничего в этом всем не понимал, но вот проповеди были ему понятны. И хотя он даже не помнил имени этого священника, казалось, что они уже давно знакомы.
Времени теперь было много. Но Михалыч никак не мог успокоиться. Ему часто снилась его работа, он вставал рано, понимал, что спешить некуда, ложился опять, но не засыпал. Даже путь в храм лежал через железнодорожный переезд, и волей-неволей Михалыч снова и снова прокручивал в голове всякие рабочие моменты.
На переезде порой стоял тепловоз с вагонами в тупике, для того чтобы пропустить двигающийся по путям состав. В это время горел светофор, был опущен шлагбаум и звенел сигнал, однако многие люди, торопясь, пытались обходить вагоны, чтобы потом быстрее, не дожидаясь, прямо по путям бежать по своим делам. Михалыч же, напротив, терпеливо ждал. Он, предвидя такую ситуацию, всегда выходил заранее, он знал, что если и придется подождать, то недолго. А те, кто спешат, могут на самом деле застрять, так как они не видят происходящего, а еще, чего доброго, и что плохое приключится, потому что с железной дорогой шутки плохи, поезд объехать не может!
Пытался читать книги, но хватало его ненадолго. Телевизор он уже давно не смотрел. Стал просматривать объявления о вакансиях, думал, что, может быть, найдется ему какая-то работа. Даже сходил на пару собеседований, перед этим сильно переживал и долго готовился, но все оказывалось не то. Друзья и дети звонили, поддерживали, говорили, что завидуют ему, что можно спать и отдыхать, и заниматься тем, чем хочешь. Говорили, что он вполне заработал себе отдых. Но Михалыча это не успокаивало.
Теперь он каждые выходные ходил в церковь и ждал следующей воскресной проповеди всю неделю. Он открыл для себя и то, что священник говорит не просто на какие-то темы, а именно на тему событий из Евангелия. Тогда он стал сначала искать в интернете и слушать или читать заранее то, что должно было читаться на следующей Литургии, а потом, когда от избытка свободного времени стал разбирать старые коробки, нашел и Евангелие, и другие книги своей жены, которые дети после ее смерти сложили сюда. У Михалыча было время подумать, и он много анализировал свою жизнь и то, что с ним происходит теперь. Он все время трудился, как это говорят, «на износ», не имея какой-то определенной цели, такой как, например, заработать больше денег, сделать карьеру, – он просто не умел иначе. В то же время, уставая на работе, он часто говорил, что вот если бы ему дали время отдыха, то он бы сутки просто проспал беспробудным сном, ему казалось, что столько накопилось в нем усталости…
Теперь ему было ясно, что ничего подобного. Можно спать, но не спится…
В суете он даже никогда не был сам собой, он был мастером, отцом, мужем, дедом, хорошим другом, но самого себя он не помнит. Только теперь он мог спокойно поразмышлять о себе. И вывод, который он сделал, его очень удивил. Без работы – он не мастер, без жены – не муж, без детей – не отец, а кто же он тогда? Зачем и для чего он? Он стал искать ответ на этот вопрос, и оказалось, что это совсем непросто… Человек всегда недоволен тем, что имеет, ищет удовлетворения в чем-то ином, не умеет ценить то, что у него есть, и порой в поисках самоудовлетворения теряет самого себя. Нет мира в душе. Вот так же, как и у него теперь.
В очередной раз, стоя на панихиде по своей супруге, как раз в день ее именин, Михалыч как-то задумался, так, что и не заметил, что все уже закончилось и люди разошлись, он очнулся, только когда свечка, которая догорела в его руке, обожгла его. Непроизвольно дернув руку, он понял, что кого-то толкнул. Это был священник, он давно уже наблюдал за пожилым мужчиной. Это только кажется, что священники заняты службой, молитвой и ничего и никого вокруг, ну кроме каких-то постоянных прихожан, не знают и не замечают. На самом деле это не так. Вот и отец Антоний так же давно уже приметил этого человека. Он сам начал разговор.
– Простите, у Вас что-то случилось? – спросил он.
– Да, жена умерла, но это уж год прошел как…
И сам того не ожидая, Михалыч сначала заплакал, не в силах сдержать не столько скорбь утраты, хотя и это тоже, сколько жалость к самому себе. Но потом, успокоившись, выложил отцу Антонию все как есть, всю свою жизнь и все, что его беспокоит. Не забыл также упомянуть, как не раз «вытаскивал», буквально спасал на работе положение, чтобы не пострадала ни техника, ни люди, ни в физическом, ни в материальном отношении.
Выслушав внимательно его рассказ, батюшка остановился как раз на этом, сказав, что, видимо, пришло время теперь себя выручать. А для этого у Александра Михайловича на данный момент – самые подходящие условия. Отец Антоний привел в качестве подтверждения слова святителя Игнатия Брянчанинова: «Для спасения надо избегать соблазнов и излишней дружбы со всеми. Угождение плоти – враг нашего спасения. Оно удаляет от Бога». Батюшка посоветовал не расстраиваться, выискивая причины для этого, а порассуждать. Будет трудно рассуждать самому – можно вместе. А еще можно рассуждать с Богом, да, прямо так разговаривать, где бы ни был, можно молитвой, а можно рассуждением. Священник пригласил его приходить и на вечернее богослужение, как будет возможность, а там, может быть, получится и поисповедоваться, однако спешить не нужно, сначала надо успокоиться, ведь, как оказалось, все совсем не так плохо, как он полагал.
Александр Михайлович действительно был удивлен таким неожиданным поворотом. Разве мог он подумать, что положение, в котором он оказался в этот период жизни, может для него стать не мучением, а спасением. Конечно, понять и принять это было пока трудно, однако на душе у него стало спокойнее. Он и на самом деле начал рассуждать, приходил к удивительным выводам и очень скоро понял, что не было ничего случайного в его жизни. Ему даже весьма понравился этот процесс, так что захотелось даже записать ход своих мыслей. В доме давно уже не было учеников, так что Михалыч не мог найти даже тетради. Нужно было отправляться за покупкой. По дороге в магазин у него зазвонил телефон, это был сын, который сообщил, что он с ребятами хотел бы приехать на выходные, тем более что они же памятник маме собирались ставить, вот ему позвонили, что все готово, можно забирать и устанавливать. Михалыч обрадовался звонку и приезду сына, и ему стало стыдно за то, что это не он, а ему напоминают о том, о чем он совсем забыл в заботе о самом себе.
Выходные пролетели очень быстро. В делах, в общении с внуками. Дочь тоже вырвалась на денек, правда, без детей, на кладбище хотела побыть со своими. В общем, Михалыч вновь почувствовал себя нужным, он даже приятно устал, так что, как проводил детей, спал хорошо и долго. Потом он еще раз был на могиле, доделал все, что было нужно. Поговорил с женой, только на обратном пути вспомнил о том, что в это воскресенье в храме-то он не был…
Решил теперь непременно пойти на вечернюю. А также вспомнил, что хотел тетрадь купить, да забыл после разговора с сыном. По дороге купил блокнот, пару ручек и отправился домой. Там заметил, что после гостей нужно сделать уборку, он уже привык, что у каждой вещи – свое место, а ребятишки нарушили установленный порядок. Так вновь провозился до вечера. Просто потому, что теперь он все делал гораздо медленнее, чем раньше. Писать так и не начал… Но рассуждать продолжал и нашел, что последнее время как будто мир в его душе начинает устанавливаться, оставляя место только какой-то тревоге, малодушному страху за то, что же с ним будет дальше, какие перспективы?
В субботу, как и планировал, Михалыч пошел на вечернюю службу в свой храм. Он вышел заранее, как обычно, и вновь убедился в правильности этого, когда еще издали услышал звук предупреждающего сигнала. Улица вечером была безлюдна, он шел один. Погруженный в свои мысли, он не сразу заметил какое-то шевеление на железнодорожном полотне.
Только приблизившись, он увидел маленького ребенка, который пытался вытащить застрявшую веревку игрушечной машинки. В это же самое время из будки вышла женщина-сигналист в оранжевом жилете с желтым флажком в руке (желтый свернутый флажок сигналиста говорит машинисту о том, что путь свободен, можно продолжать движение. – Прим. автора), чтобы пропустить движущийся состав. Она тоже заметила ребенка, но успела только вскрикнуть, даже не опустив флажок, в тот момент, как Михалыч с неизвестно откуда взявшейся у него быстротой и ловкостью одним прыжком выскочил на дорогу и схватил мальчика, а другим выпрыгнул с ребенком на руках буквально из-под колес движущегося тепловоза, упал на землю, но так, чтобы не причинить вреда малышу. Он очень испугался. В это мгновение он уже прощался с жизнью, он даже не рассчитывал, что у него получится выхватить малыша, он думал только о том, чтобы успеть оттолкнуть его в сторону, и про себя все время повторял: «Господи, помоги, Господи, спаси и сохрани».
Ребенок громко орал, но не от боли, страха или испуга, конечно, он ничего не успел понять. Он плакал, потому что поезд раздавил машинку.
К Михалычу уже подбежала та девушка с флажком. Она держала в руках аптечку, готовая оказать первую помощь. Но помощи не потребовалось.
На улице уже была поздняя осень, и Михалыч был тепло одет, так что обошелся ушибами, порванным рукавом куртки и испачканными штанами. Удивительно, но он даже себе ничего не сломал!
В храм в таком виде он не пошел. Сначала они отыскали родителей мальчика, которые уже сбились с ног, ища его на другом конце улицы.
Когда молодая мама узнала, что произошло, она чуть не упала в обморок. Их дом находился недалеко, и она только на секундочку отвлеклась на младшую дочь, которая лежала в коляске, как этот сорванец сбежал…
Она очень благодарила Михалыча, плакала, обнимала то его, то сына. И настоятельно приглашала Михалыча в гости, несколько раз повторив адрес и номер дома.
Дома Михалыч пришел в себя и решил все-таки открыть свой блокнот. Все, что смог он написать в этот день, было: «Слава Тебе, Господи! Благодарю за все!»
Через пару дней Михалыч все-таки решил навестить спасенного им малыша, только сначала купил новую машинку. Холодный, но еще не морозный воздух бодрил. Уже облетевшие деревья покачивались в такт шагам Михалыча.
Вроде никакой красоты особой, осень, небо серое, но Михалычу казалось, что погода прекрасная. На душе у него было радостно, он думало том, как в субботу снова сходит в храм и поговорит со священником. А в воскресенье утром вновь пойдет на службу.
Он знал, что ему говорить и что делать. Он шел знакомым маршрутом, теперь ни на минуту не сомневаясь в том, что он идет не один, что рядом с ним всегда идет Тот, кому небезразличен ни один шаг, ни один вздох, и ни одна мысль своего создания.
Марина Чепелева
