Ловцы человеков: Петр и Павел

Петр и Павел почитаются православными христианами как первоверховные, то есть как бы возглавляющие весь сонм апостолов. И это неслучайно. Хотя по славе пред Богом все апостолы равны, и нельзя среди них выделить главного, но еще святитель Иоанн Златоуст объяснил нам значение первоверховенства: «Петр – вождь апостолов; Павел – учитель вселенной и соучастник небесных сил. Петр – узда ослепленных иудеев; Павел – наставник язычников».
Когда вы открываете Новый Завет и читаете апостольские послания, то слышите речь живых людей со своими переживаниями, духовным трепетом и даже гневом, но гневом праведным. В посланиях предстают нам не забронзовевшие памятники, величественные и гордые, а любящие и неистовые в своей любви к Господу и людям сердца.

Если человек, пусть и не православный, но честный и не привыкший обманывать самого себя, вчитается в тексты, то он обязательно поймет, что цивилизация, расположившаяся на земном шаре, существует и развивается благодаря Богу и трудам апостольским. Петр и Павел – это не глашатаи неких моральных устоев (морали и нравственности часто приходится меняться в зависимости от банальной географии и исторических поворотов реки времени), а проповедники Самой Жизни, воины, вставшие на путь борьбы со смертью, лекари изуродованных грехами душ.
Христианство появилось в тот миг развития человечества, когда уже казалось, что оно замерло, достигло пика, а может быть, и тупика. Позднеантичная цивилизация застыла в лапах судьбы, ведь именно она, а не эфемерные божества и демоны, определяла, по мнению многоученых мужей, человеческое бытие.
Древний Рим своею доблестью и жестокой справедливостью покоривший Средиземноморье и рвавшийся в Переднюю Азию, замкнул цепь событий вокруг себя. Не даром он и получил тогда прозвище Вечного Города. Калиги римских солдат, протоптавшие дороги и в Африке, и в Азии, заставили склониться перед Римом непокорных и неудачливых претендентов на господство – от Испании и до мутных вод Евфрата и Тигра.
Рим был удивительно религиозно толерантен. Римские легионы стаскивали статуи и изображения богов в столицу. Таким образом, как считалось, плененные божества должны были стать блюстителями Рима, переходили на службу к завоевателям и добавлялись к местным богам. «Муравейник» божков должен был охранять Вечный Город.
Рабство в ту эпоху не почиталось чем-то предосудительным. Имелись и рабы, владевшие рабами. А городские рабы, в основном типичные слуги, а еще и философы, музыканты, художники и поэты, окучивавшие потребности хозяев в изящном, с презрением относились к рабам, изнывавшим под ярмом непосильных сельских работ.
«Муравейник» божков совершенно не запрещал детоубийство и гомосексуализм. Сие почиталось нормою. А самоубийство возводилось и в ранг подвига. Петроний Арбитр, не желая попасть на расправу к правителю, вскрыл вены и тем заслужил уважение современников и почитание.
Все было в Риме. И вода, подаваемая с помощью акведуков, и канализация, и высотные здания, и конвейеры по производству муки. Театры и бани (настоящие дворцы!) создавали вполне комфортные условия для развлечений и быта. Боясь восстаний римских граждан, потерявших имущество по тем или иным причинам, кесари ублажали чернь раздачей мяса, вина (иногда очень похожего на уксус), овощей и хлеба. Гладиаторские бои выполняли тогда роль современного нам кино. А в беломраморных храмах постоянно сотни паломников вопрошали о своей судьбе. Магия и различные виды гаданий признавались делами почтенными.
Все было в Риме… Но не было Любви. «Ближнего» и «дальнего» использовали, а потом и выбрасывали, как ненужную тряпицу. Дух наживы спеленал Рим. А языческие культы совсем и не стремились истребить его. Доминировало правило: «Кто силен, тот и перед богами оправдан!» Потому-то и мог бесчинствовать Нерон, а Калигула делать сенатором своего коня. Если бы хоть на час сумел подняться из недр могилы основатель Города – Ромул, вряд ли бы он пришел в восторг от Рима Тиберия или того же Калигулы. Ромул ведь начинал, как разбойник, но обладавший изрядной толикой отваги, ума и здравого смысла. Но отвага, ум и здравый смысл абсолютно испарились из римлян, покоривших Ойкумену и покорившихся неронам, гелиогабалам и прочим.
И вот в Рим пришли христиане. Петр добрался до Рима. Павла доставили в Рим. И… «Петр витийствует, и – Платон умолче. Учит Павел, Пифагор постыдеся. Та же апостольский богословяй собор эллинское мертвое вещание погребает и совосставляет мир ко служению Христову» (Цит. по: Лосев А.Ф. Очерки античного символизма и мифологии / А.Ф. Лосев. – М.: Мысль, 1993. – C. 800.). В девятом икосе Акафиста Пресвятой Богородицы также наблюдаем нечто аналогичное: «Радуйся, любомудрыя немудрыя являющая; радуйся, хитрословесныя безсловесныя обличающая. Радуйся, яко обуяша лютии взыскателе; радуйся, яко увядоша баснотворцы. Радуйся, афинейская плетения растерзающая».
«Мудрецы» языческого Рима накинулись с критикой на христианство, которая стала возрастать по мере приближения торжества Христа над империей. Читаем, например, у Гиерокла (IV в.): «…Во времена наших предков в царствование Нерона действовал Аполлоний Тианский, который с самого детства и когда он был в Эгах, в Киликии, жрецом человеколюбивого Асклепия, совершил много чудес…
…Итак, зачем же я упомянул об этом? Чтобы можно было сопоставить наше трезвое и точное суждение по каждому пункту с тупостью христиан. Ведь мы того, кто совершил такие дела, считаем не богом, а лишь угодным богу человеком; они же из-за нескольких каких-то чудес объявляют Иисуса богом.
…И то стоит взвесить, что деяния Иисуса раструбили Петр и Павел и кое-какие другие близкие им лица – люди лживые, невежественные и шарлатаны, а деяния Аполлония – Максим из Эг, философ Дамис, живший с ним вместе, и афинянин Филострат, люди, выдающиеся по своему образованию и почитающие истину…»
А ведь Гиерокл-то лжет. И нельзя сказать, что у него не имелось возможности хотя бы узнать поподробнее об апостолах. Все же IV век – не I-й! Критик даже не соизволил заявить, что уж апостол-то Павел получил по лекалам античности отличное образование у Гамалиила Старшего, прославленного ученостью не только среди иудеев. Но Гиерокл так увлечен обличением «тупости христиан», что не жаждет знать ничего, выходящего за пределы им обозначенной схемы. Но отталкиваясь от размышлений сего Гиерокла, невозможно не отметить противоположность между Петром и Павлом.
Петр – рыбак. Первый понявший и принявший приход Бога во плоти. Но и предавший Господа отречением. Затем мужественно проповедоваший и принявший мученическую кончину на кресте.
Павел (Савл, Саул) – из древнего рода, имевший римское гражданство от отца. Сперва неистово преследовал христиан. Одобрял убиение первомученика Стефана и лично не участвовавший в расправе из-за возраста.

Ты отрекаешься, Стефан?
Мы знаем точно, –
Жить ты хочешь…
Зачем же этот мир порочишь?
И о Распятом здесь пророчишь?
Ты отрекаешься, Стефан?

***

Перед лицом Синедриона
Стоишь, как наглый мерзкий пес?
Ну, что же, спас тебя Христос?
На небеса свои вознес?
Нет. Ныне ты в руках закона.

***

Ты отрекаешься, Стефан?
Молчишь?! Без всякого сомненья,
В постыдный час уж град каменьев
Тебе придется испытать!
Уйдешь во мрак, как дерзкий тать.
И где же? Где твои надежды?
Эй, Савл, посторожи одежды…

Савл, признав Бога на пути в Дамаск, уже после гибели Стефана, от Христа не отрекался никогда. И был усекновлен мечом за веру свою в Риме.
В один день Петр и Павел пострадали за Иисуса Христа, приняв свою голгофу в подражание Голгофы Всемирной, пусть и вдалеке от Иерусалима.
Разные люди, разные дороги, разные воспитание и образование. Однако они едины в любви к Господу и ближним. Они могли ошибаться, но, став «ловцами человеков», Петр и Павел уловили прежде всего себя, а потом и все тогдашнее общество, даже не заметившее, что оно попало в сети Любви.

Александр Гончаров,
к.ф.н., доцент кафедры журналистики СОФ ВГУ