«Кресту Твоему поклоняемся…»

Весеннее солнце светило приветливо и как бы намекало, что совсем скоро наступит лето. Уже можно было не думать, какую куртку надеть или вовсе идти без нее.  Я шел к брату Геронтию в хорошем настроении: несколько дней назад весь православный люд отпраздновал Пасху, и торжественное «Христос воскресе!» напевалось само собой. Сегодня же была Радоница. И, хотя большинство верующих и побывали в этот день на кладбище, пасхальный настрой в душе было ничем не изменить.

Я зашел в калитку гостеприимного скита брата Геронтия

и от удивления обомлел: вдоль забора стоял десяток крестов. Да-да, большие деревянные кресты с кладбищ с надписями «Спаси и сохрани». Состояния они были не самого лучшего: облезлые, подгнившие, грязные.

– Брат Геронтий, ты где? Что происходит? – в изумлении я позвал инока.

– Горе, друг мой! Настоящее горе! Наш народ сошел с ума! –сокрушался черноризец.

– Да скажи ты уже, что случилось? – я в нетерпении ожидал внятных объяснений от брата Геронтия.

– Давно ли ты ходил на кладбище, друже? Я вчера ходил.

И, понимаешь… У мусорного бака лежали кресты! Наш народ перешел все разумные грани, убирая могилы родных: при установке нового красивого памятника несет на мусорку крест! Что же это? Сам крест, орудие нашего спасения – и на мусорку?! Безумие! Просто безумие!! Кладбище без крестов… Разве таким должно быть христианское кладбище?!

– И что же ты собираешься делать, брат Геронтий? – спросил я.

– Все что в моих силах. Собирать с кладбища выкинутые кресты и сжигать их. Разожгу костер… А угольки от них для кадила используем. Поможем храму. Думаю, так будет правильнее.

– Странное зрелище будет, брат Геронтий. Горит костер, а на костре монах сжигает кресты. Как будто триллер какой. Может быть, стоит их ставить к другим могилам? К неухоженным да заброшенным.

– Возможно, ты и прав, друже. Да только гнилые все, кресты-то эти. Постоят, может, пару годков, да и завалятся на тех могилках. И вновь придется собирать их да сжигать. А теперь пойдем-ка со мной, – и черноризец повел меня в свою мастерскую.

Здесь также стояли кресты. Но, по сравнению с предыдущими, они выглядели почти как новенькие. Один уже лежал на верстаке и был тщательно ошкурен.

– А вот эти еще поживут, друже. Ошкурю, остругаю, снова лаком покрою, и, как и ты предложил, отправлю на кладбище: дам им новую жизнь. Еще прославят они Христа. Поможешь? – черноризец посмотрел на меня своим прищуренным взглядом.

– Спрашиваешь еще, брат Геронтий! Помогу, конечно!

Не откладывая в долгий ящик, мы принялись за дело, напевая время от времени «Кресту Твоему поклоняемся, Владыко, и Святое Воскресение Твое славим». Через пару часов слаженной плотницкой работы восемь прежде выброшенных крестов смотрелись как новенькие.

– Ну что ж, доктор Ватсон, подсохнет лак на наших крестиках, и на днях понесем с тобой устанавливать. А те, ветхие, все ж таки придется сжечь. Триллер это или нет, а попирать святыню нехорошо. А впрочем, хочешь одну старинную историю? От самого патриарха Иосифа из далекого XVII века!

– Конечно, хочу! Твои истории, брат Геронтий, всегда интересные, – ответил я.

Инок ненадолго скрылся в своей библиотеке и вынес оттуда какую-то папку. Мы присели на лавочку под старой цветущей яблоней, и брат Геронтий начал читать.

«Божьей милостью, смиренный Иосиф, патриарх Московский и всея Руси. Бил мне челом с Оскола Холковой пустыни черный поп Ефрем, и говорил: “В монастыре храм чудотворца Николы сгнил, и углы

опали, и служить в нем невозможно”. И просил меня его благословить, велеть на новый храм лес рубить. И я, смиренный Иосиф, благословил старый храм разобрать. И которые бревна еще пригодятся, класть в новый храм в перекрытие и паперть. А которые бревна не годятся – в поле, в чистом месте сжечь».

– Видишь, друже, не мои это выдумки: жечь сгнившую святыню. А обычай, идущий с древности.

– Так что же, прямо сейчас и начнем? – спросил я.

– Сейчас мы с тобой сложим эти кресты аккуратно, а уж жечь придумаем когда.

Изрядно потрудившись, мы сидели и пили ароматный чай.

– Брат Геронтий, а откуда у тебя все эти истории в библиотеке собраны? Про монастырь про этот, Холкову пустынь, например?

– Такова  монашеская  жизнь, – и инок лишь загадочно улыбнулся в ответ.

Монах Илия (Каунников)