Крестный путь семьи Емельяновых
Татьяна Дмитриевна Емельянова никогда не встречалась со священномучеником Онуфрием, архиепископом Старооскольским, возглавлявшим Старооскольскую кафедру с 1929 по 1933 года. Но духовную связь с ним она ощущает постоянно. И неслучайно. Много лет Татьяна Владимировна хранила архиерейское облачение архиепископа Онуфрия. Оно ей досталось от двух женщин, которые обустраивали бытовую сторону жизни архипастыря в Старом Осколе и проживали с ним в одном в доме на улице Пролетарской. Татьяна Дмитриевна передала доставшиеся ей в наследство вещи владыки Онуфрия: белый архиерейский саккос (верхняя одежда), омофор, поручи и головку (верхнюю часть) архиерейского жезла — в Православную гимназию, когда здесь организовывали музей священномученика Онуфрия. И невольно возникает вопрос, почему именно ей, инвалиду войны, небогатой и неприметной женщине, не отмеченной никакими внешними наградами, выпала честь сберечь вещи святого мученика за веру? Возможно, ответ в ее жизни.
«Вот еще обо мне писать? Какая моя жизнь? Самая обычная, — отмахивалась от моих назойливых вопросов Татьяна Дмитриевна Емельянова. В июле ей исполнится 84 года. За свою жизнь пришлось пережить многое, почти все, что происходило в трудной истории нашей страны: коллективизацию и раскулачивание, скитание по чужим домам и голод, войну и тяжелое ранение, сделавшую юную девушку калекой на все оставшиеся годы.
Татьяна Дмитриевна родилась в селе Котово в 1925 году. Семья Емельяновых бедной не считалась: держали лошадь и корову. Все-таки шестеро душ, из которых четверо ребятишек мал мала меньше. Но за эту живность потом они и пострадали во время коллективизации в 1930 году. Отец Дмитрий Григорьевич в колхоз не захотел идти, надеялся прожить единоличным хозяином. К тому же считал колхозы антихристовой уловкой. Руководство расценило отказ как протест против власти и записало семейство Емельяновых в кулаки. К тому же Дмитрий Григорьевич не сдал установленный ему хлебный налог. Вместе с другими неплательщиками и отказниками его вызвали на сходку в сельсовет, где их арестовали и этапом отправили в город. Домой глава семейства вернулся только после пяти лет сибирской ссылки в 1935 году. Хату Емельяновых местные активисты сломали, живность «экспроприировали», мать с четверыми детишками вынуждена была скитаться по чужим дворам.
— На дворе стоял ноябрь, уже и Михайлов день прошел, — вспоминает Татьяна Дмитриевна. – Холодно было. Нас мама привела в погреб. Там картошка была. Овощи не забрали. Так что первое время мы жили в погребе, пока добрая душа не сжалилась и не приютила нас. Сестренке было лет восемь-девять, мне – семь, и два младших брата. Мама находилась в положении, и вскоре родился еще ребенок. Чтобы как-то нас прокормить, мама ходила наниматься по людям: где огород прополет, где хату помажет. Что заработает за день, тем и жили. Потом нашли пустой дом, и там поселились.
Когда из ссылки вернулся отец, семья Емельяновых уехала из села в Старый Оскол, а потом перебралась на Донбасс. Отец работал в шахте. Как говорит Татьяна Дмитриевна, вера в Бога в семье всегда сохранялась. Несмотря на смутные времена, в доме висели иконы, мама часто молилась у них, хоть и была неграмотная. Когда жили в Котово, по большим праздникам всей семьей ходили в храм Архистратига Михаила.
— Однажды на Пасху мама умудрилась испечь в русской печи огромный кулич в ведре, так папа еле донес до церкви, чтобы его освятить. И все смеялся: «Не могла побольше испечь». Нас, детей, мама учила перед едой креститься, а после – помолиться, поблагодарить Господа. В школе заставляли нательные крестики снимать, так мама прикалывали их булавками к внутренней стороне одежды. Помню, когда жили на Донбассе, к нам пришли какие-то люди, заставляли убрать со стен иконы. Отец тогда ответил им: «Вы их не вешали, и они вам не мешают. А что мы будем делать с ними, как молиться — это не ваше дело». Тогда на папу нарисовали карикатуру в стенгазете, как он стоит перед иконой на коленях и молится.
Вернуться в Старый Оскол семью Емельяновых заставила война. Дмитрия Григорьевича забрали на фронт, откуда он уже не вернулся. Немцы приближались к Донбассу, и мама с детьми поспешила на родину, поближе к родне. Поселились у дедушки в доме на улице Песочной (слобода Пушкарская). Но тут город оккупировали немцы. Чтобы не угнали в Германию, девушки, Татьяна с сестрой, и молодые женщины прятались дома, стараясь не показываться на улице.
В 1943 году началось освобождение Старого Оскола, шли продолжительные бомбежки. Под одну из них Татьяна Дмитриевна и попала: отсекло осколком ногу до колена. О тех страшных днях, как лежала под кроватью с ампутированной ногой во времянке, а за стеной свистели пули и с ревом проносились над крышей снаряды, она и через полвека вспоминает с огромной болью. В этот день рухнули все мечты и желания молодой восемнадцатилетней девушки. Обычное женское счастье ей казалось теперь недоступным. Кому нужна калека, когда кругом столько молодых здоровых девчат? Нужно было искать иную опору в жизни.
«Полюбите Господа, и не будете ни в чем иметь нужды»
В то время, когда семья Емельяновых проходила скорбный путь спасения в Старом Осколе, в далеком Харькове за них шла усердная молитва. В переулке Столярном, недалеко от Благовещенского собора, находилось подворье Свято-Никольского женского монастыря, обустроенного вблизи Харькова, но закрытого после революции. В доме, подаренной некой дворянкой, проживали несколько монастырских насельниц, в том числе монахиня Модеста (Степкина) — родная сестра матери Татьяны Дмитриевны. В миру ее звали так же, как и племянницу — Татьяной. Иноческий постриг она приняла еще юной девушкой.
В 1923 году этот маленький монастырь стал на три года приютом для сосланного в Харьков опального архиерея – владыки Онуфрия. К тому времени молодой архипастырь Православной Церкви испытал арест и тюремное заключение в Одессе. Именно с подворья Свято-Никольского монастыря он управлял подведомственными ему двумя епархиями и двумя округами, так как выезжать в них власти запретили. В небольшом доме у владыки были две комнаты. Еще в одной матушки пекли просфоры, в оставшихся двух проживали семеро монахинь. Условия были стесненными. Но этот период, наверное, для монастрыских насельниц был самым счастливым. Татьяна Дмитриевна, которая часто приезжала в Харьков после войны и подолгу жила на сохранившемся подворье, до сих пор помнит рассказы матушек о владыке.
— Как-то красили матушки крышу. А было очень жарко. Одна из матушек и сказала: «Вот бы «апельсинку» съесть, неплохо бы было». Тут через несколько минут выходит владыка Онуфрий и говорит: «Проказницы, ловите!» А в руках у него апельсин. Или еще случай. Пошли матушки Серафима и Херувима на рынок, чтобы купить подарок владыке ко дню рождения, а благословения не взяли. Принесли сверток. Владыка Онуфрий выходит и спрашивает: «Ну, проказницы, показывайте, что купили». Развернули, а там вместе добротной материи тряпье. Матушки обомлели: «Нам же показывали, мы же глядели!» И тогда он им говорит: «Что же знайте, как без благословения ходить».
Постоянно матушки рассказывали о том, какой владыка был милостивый для людей, для себя ничего не требующий. Однажды сапожник принес ему в дар сапоги. И тут приехал священник на прием. Владыка меряет сапог и говорит: «Нет, в подъеме не подходит». Сапожник растерялся: он же все вымерял. Тогда владыка дает сапоги священнику примерить, тому они как раз по размеру. Так и отдал их священнику. Пришла к архиерею со слезами бедная женщина, у которой было много детей. Корова у них пала. Владыка достал пожертвование, которое ему дали на молитву, и вручил их женщине. Он всех, кто приходил к нему, старался успокоить и ублаготворить. Очень матушки горевали, когда владыку вновь арестовали. Потом кто-то из них приезжал в Старый Оскол, чтобы встретиться с ним, возможно, в последний раз. Владыка успокаивал: «Увидимся в будущей жизни».
Все семь монахинь милостью Божию и по молитвам святителя Онуфрия достойно вынесли тяготы безбожного времени, голодные годы и репрессии, войну и оккупацию. Даже разорвавшаяся во дворе бомба нисколько не повредила дому. Матушки дожили до глубокой старости. Последней в 1989 году отошла ко Господу тетя Татьяны Дмитриевны монахиня Модеста. Тетя передала племяннице несколько фотографий владыки Онуфрия. На сохранившемся снимке – владыка Онуфрий и его малое стадо – семерых монастырских матушек.
По несколько месяцев Татьяна Дмитриевна жила на монастырском подворье, в этом оазисе молитвы. Вместе с монахинями ходила в храм, молилась, и даже научилась здесь швейному мастерству. Впоследствии этот опыт ей очень пригодился. В Старом Осколе в первое время она была единственной портнихой, способной сшить священническое облачение. Духовную стойкость и укрепление в вере она приобретала на примере этих мужественных Христовых невест. Глядя на них, легче было бороться с унынием и отчаянием, которые посещали ее в минуты тяжелых душевных переживаний. Кругом бурлила жизнь. Молодежь уезжала на стройки, осваивала целину, с упоением читала стихи Вознесенского и Евтушенко, пела под гитару песни Окуджавы и Визбора. Мир притягивал яркими красками и впечатлениями. Только Татьяна Дмитриевна шла другой дорогой. Она хорошо знала, как непрочно человеческое счастье, как недолговечны земные радости. Слова владыки Онуфрия: «Полюбите Господа, и не будете ни в чем иметь нужды» — глубоко запали в душу и, как свеча в ночи, освещали трудный путь.
Облачение владыки
Как только открылся после войны слободской Свято-Троицкий храм, Татьяна Дмитриевна стала приходить сюда. Она молилась здесь о своем отце, без вести пропавшем на войне, о погибших во младенчестве во время голодных скитаний брате и сестренке, об умершей от непосильных трудов матери, не дожившей двух месяцев до победы, молилась и о своей странной судьбе. Как спокойно становилось на душе, когда смотрела на древние иконы. Сколько страданий и слез видели эти образы святых. Они, словно каждый раз принимали на себя людское горе, и человек, покидая храм, чувствовал утешение и умиротворение.
В Свято-Троицком храме Татьяна Дмитриевна познакомилась с двумя Пелагеями. Эти женщины как раз и были теми матушками, которые находились рядом с архиепископом Онуфрием во время его служения в Старом Осколе. Уже тогда они почитали его как человека святой жизни. Они вручили Татьяне Дмитриевне оставшиеся от владыки вещи в надежде на ее молодые годы и на то, что она сможет их передать другому архиерею. Но вышло немного по-иному. Эти одежды, убеленные мученической кровью страдальца за веру Христову, стали достоянием всех старооскольцев.
Вот такая судьба. Ни подвигов, ни достижений, ни великих открытий на благо человечества. А на самом деле вся жизнь Татьяны Дмитриевны – каждодневный подвиг за спасение души. Но она, конечно, так и не думает.
Светлана Воронцова
«Православное Осколье» — № 28 от 10 июля 2009 г.
