Крещена, но не просвещена. Версия 2.0

Известные слова писателя Николая Лескова о «крещенной, но не просвещенной Руси» – правда или преувеличение? Двоеверие и языческий взгляд на христианские истины говорят в пользу утверждения писателя. Но если принимать эту максиму за непреложную истину, то откуда взялись преподобный Сергий Радонежский и Серафим Саровский, святитель Тихон Задонский и Феофан Затворник? Как же весь наш великий сонм святых, прославленный у Бога от купели Крещения Руси до наших дней?

Христианские начала сохранялись в народной традиции даже в годы гонений XX века. Сохраняются они и сегодня, когда время бросает нам новые вызовы – так же, как и нашим предкам.

«Огнем и мечом»?

В атеистической среде давно популярен тезис о «крещении огнем и мечом», то есть о якобы насильственном всеобщем обращении племен Руси в православную веру при князе Владимире. Чтобы быть сторонником этой остроумной «гипотезы», нужно быть не просто «не в теме», но еще и иметь за спиной опыт систематических прогулов уроков истории в школе.

Дело в том, что «Киевская Русь» – это не государство, а условное название исторического периода. Племена, населявшие земли будущей великой державы, были разрознены и часто враждебны друг другу. А сама должность князя была выборной, для людей он был авторитетом, а для религиозных язычников – еще и верховным жрецом.

Так что слова Владимира «кто не придет креститься, тот не друг мне» не могли быть угрозой репрессий. Вспомните, что случилось с князем Игорем, когда он решил повысить налоги у древлян. Если бы действия крестителя Руси народ счел бы неправильными – его бы попросту убили.

Слова «огнем и мечом» встречаются в исторических документах однажды – в Иоакимовской летописи: «Путята крестил мечом, а Добрыня огнем». Это слова о крещении Новгорода. Проблема в том, что оригинала летописи никто не видел и ее подлинность очень спорна. Но даже и там описано чрезвычайно гуманное поведение киевских послов в ответ на нападение язычников, которые сожгли церковь, разграбили дома христиан и убили жену Добрыни – дяди князя Владимира.

Киевские полководцы в ответ напали на город и подожгли его окраину. Новгородцы сдались, но и тогда не было никаких казней, никто не ставил перед ними выбор: крещение или смерть.

Еще были волнения в Ростове и Муроме, но они носили политический характер: это были попытки выйти из-под контроля Киева.

Церковь и государство

В чем же подоплека этого неловкого обвинения в адрес первых христиан Руси? Почему ее с интересом транслируют и по сей день? Возможно, это попытка обвинить Церковь в пагубной, тиранической модели отношений с государством. Вернее, попытка придать этому обвинению исторический вес. Отношения действительно складывались по-разному: каждому времени – свои трудности и свои радости.

Особенность русской истории в том, что государство формировалось параллельно с церковными структурами и Церковь пыталась вносить евангельские начала в очень непростую, жестокую жизнь того времени. В период феодальной раздробленности она выступала с миротворческими инициативами, а после ордынского ига – была восстановительницей русской культуры. Церковь и государство были параллельными организмами, у которых были общие цели – построение общества на христианских началах.

В синодальный период была создана другая модель отношений «клира и мира», в которой были свои плюсы: государство охраняло права Церкви, выделяло деньги на миссионерство. В это время сформировалась система духовного образования.

Но были и минусы, последствия которых мы «расхлебываем» по сей день. Начиная с правления Петра Великого на духовенство были возложены фискальные функции, Церковь стала охранительницей интересов империи. Или, если хотите, «подпоркой для трона». Священники были обязаны фиксировать отпадение от Православия, контролировать не только религиозную, но и политическую «благонадежность» прихожан, докладывать о тех, кого не допускали к Причастию из-за вольнодумства. Это положение считалось позорным в народе, в том числе и в церковной среде. Закономерным итогом этого насилия над Церковью стал массовый отход людей от веры к концу XIX века и манифест о свободе вероисповедания от 17 октября 1905 года. Затем последовали годы революции и богоборчества.

Второе крещение Руси

Период с конца ХХ века до наших дней называют «вторым крещением Руси». Это годы рассвета церковной жизни и освобождения от богоборческого гнета. Это время дало нам многое: благолепные храмы и церковные общины, замечательных епископов и священников. А еще за этот период появилась новая, во многом отличная от предыдущих церковная традиция, в которой причудливым узором сочетались наследие советского периода, чувства ностальгии по царской России, пьянящего воздуха свободы и желания гармонично выстроить общецерковную, епархиальную и приходскую жизнь. Под «пьянящим воздухом свободы» я подразумеваю то совершенно исключительное положение, в котором оказалась Русская Православная Церковь в 1990-е годы. Никогда прежде она не была настолько свободной от государственной власти и каких бы то ни было влияний извне.

Если мы хотим эту церковную жизнь обустраивать и дальше, следует признать: период «второго крещения Руси» завершился. Сейчас время анализа и размышлений: как нам поступать дальше? На каком языке говорить с внешним миром? А друг с другом? Как определять себя в обществе и отвечать на вызовы мира? А как отличить подлинные вызовы от наших собственных «страшилок» из околоцерковной среды? При отсутствии рефлексии мы можем продолжить строить и украшать храмы, а потом с удивлением обнаружим, что они пусты.

В постсоветский период люди приходили в церковную ограду под знаменем «бегства от противного». Они порывали с прежней идеологией, системой координат и искали истины, которая должна была даровать им свободу (см. Ин. 8:32). Многие пришли в Церковь и не обманулись в своих ожиданиях. Но жизненный опыт, взгляды и убеждения нельзя «обнулить». Мы приходим в Церковь каждый со своим «багажом»: с казенной бюрократией, рок-концертами, любовью к путешествиям, антиквариату или даже праздничным застольям. Это не хорошо и не плохо, но важно понимать ответственность: каждое из наших предпочтений может повлиять на церковную традицию, хотя бы и в рамках небольшой церковной общины.

«Симфония» Церкви и государства существует сегодня на уровне высоких договоренностей и «мероприятий». На практике эта симфония – отношение священника с главой местной администрации, главврачом больницы и директором школы. Недавно я беседовал с одним священником, ревностным пастырем и проповедником. Он признался, что его откровенно не пускают в школу, поскольку директор уверен, что «попам не место в образовательном учреждении». А в другом поселке «Основы православной культуры» преподает открытый атеист, который рассказывает о своих взглядах детям в «лучших» советских традициях.

Благие намерения, которые помогли бы воспитывать детей, формировать общество, часто рушатся о безразличие и откровенное невежество конкретных людей – чиновников, руководителей ведомств. А иногда и церковной общине, священнику и его пастве, просто не хватает смелости противостоять современной «диктатуре пролетариата».

Просвещение, которое должно последовать вслед за вторым крещением Руси, еще впереди. И оно зависит от каждого из нас – от епископов, священников и мирян.

От того, как отзовутся в наших сердцах слова Господа: «Так да светит свет ваш пред людьми, чтобы они видели ваши добрые дела и прославляли Отца вашего Небесного» (Мф. 5:16).

Протодиакон Сергий Епифанцев