«Господь не создал меня поэтом…»

Замечательный православный русский мыслитель XIX века Юрий Федорович Самарин ушел ко Господу 31 марта 1876 года. А родился он 3 мая 1819 года в богатой дворянской семье, принадлежавшей к старинному роду и входившей в придворный круг императора Александра I. Нельзя не упомянуть о том, что крестной матерью первенца Самариных стала сама императрица Мария Федоровна.
В зрелые годы Ю.Ф. Самарин принадлежал к общественному течению славянофилов, дружил с А.С. Хомяковым, К.С. Аксаковым и братьями Киреевскими и всецело отстаивал православие, русскую монархию и русскую самобытность перед нападками поклонников чужеродных европейских либеральных идей.
Однако детские и юношеские годы Юрия Самарина совершенно не предполагали такого пути. Достаточно сказать, что до пяти лет он практически не разговаривал на русском языке. Все общение и в семье, и среди знакомых шло исключительно на французском.
На незнание мальчиком русского языка обратил внимание родителей новый учитель – француз Адольф Пако (впоследствии получивший в России имя и отчество Степан Иванович). Пако, как честный педагог, посчитал абсолютно неправильным делом незнание ребенком национальной речи. Впрочем, в дальнейшем Юрия все равно лучше обучали латинскому языку, чем русскому.
По достижении 15-летнего возраста Самарин поступил в московский университет, на словесное отделение философского факультета. И здесь случился в его сознании коренной перелом, виновником которого стал преподаватель-адъюнкт С.П. Шевырев. На первом же занятии он продиктовал студентам свою лекцию и попросил самостоятельно проверить ее на ошибки. Студенты, получившие до университета весьма недурственное (по их мнению) домашнее или лицейское образование, пришли в ужас, обнаружив в своих текстах от десяти до двадцати орфографических ошибок. Это привело многих, в том числе и Самарина, к дополнительному изучению родного языка. Видимо, у Шевырева же Самарин почерпнул тягу к полноценному изучению церковнославянского языка. Любовь к русской и славянской истории у Самарина возникла под влиянием профессора М.П. Погодина.
Университетское обучение Ю.Ф. Самарин завершил вместе с Ф.И. Буслаевым и М.Н. Катковым. Буслаев стал известным русским лингвистом и исследователем русского фольклора, а Катков явился фактическим основателем русской политической журналистики.
Самарин после университета желал заниматься преподавательской деятельностью, но подчинившись воле отца, отправился на чиновничью службу.
Интерес к Русской Православной Церкви у Юрия Самарина возник еще при написании магистерской диссертации «Стефан Яворский и Феофан Прокопович».
Самарин болезненно переживал несоответствие православия идеям немецкого философа Гегеля. «Гегельянство» было буквально бичом для увлеченной новомодной философией русской молодежи, заставлявшим отворачиваться от православных истоков в пользу мнимой науки. Самарин отмечал, что «в нашем дворянском кругу перемена моды служит проявлением не свободного выбора, а слепого и бессознательного подражания, признаком внутренней пустоты и бессмыслия, а вовсе не сочувствия к чужой мысли».
Из тупика молодого человека вывел А.С. Хомяков. Самарин позже вспоминал: «Для людей, сохранивших в себе чуткость неповрежденного религиозного смысла, но запутавшихся в противоречиях и раздвоившихся душою, Хомяков был своего рода эмансипатором; он выводил их на простор, на свет Божий и возвращал им цельность религиозного сознания… Для многих сближение с Хомяковым было началом поворота к лучшему и остается навсегда в их признательной памяти как знаменательное событие их собственной внутренней жизни».
Чиновник по министерству внутренних дел Ю.Ф. Самарин в 1846 г. был направлен в составе комиссии для изучения проблем управления в Ригу. Здесь он столкнулся с невиданной, казалось бы, в православной империи ситуацией. Русским купцам из-за православного вероисповедания местными купцами-протестантами перекрывались дороги к управлению в гильдиях. А пасторы и остзейские помещики всемерно препятствовали переходу в православие мещан и крестьян. Православное же духовенство обвинялось «обществом» в незаконной миссионерской деятельности. Русские же образованные слои в Петербурге и Москве стали на сторону протестантов, а не православных.
В 1849 году Юрий Самарин распространяет свою рукопись «Письма из Риги», где однозначно защищает православных от протестантской клеветы, а крестьян-латышей от произвола помещиков-немцев.
На Самарина поступает донос. Он обвиняется в разглашении служебной тайны. Его арестовывают и сажают на двенадцать дней в Петропавловскую крепость. Освобожден строптивый чиновник был после встречи с императором Николаем Павловичем, который хотя и сделал ему строгий выговор за то, что, мол, он разжигает национальные противоречия между русскими и немцами, но в итоге сказал: «Теперь это дело конченное. Помиримся и обнимемся. Вот ваша книга, вы видите, что она у меня и остается здесь». То есть император дал понять, что вопрос, поднятый Самариным, не будет замолчан.
Из всей этой истории Самарин вынес главный урок: «Политика России должна быть не консервативная и не революционная, а русская. Иными словами: она должна служить не отвлеченному политическому началу, а историческому призванию России как земли православной и славянской, поставленной Провидением во главе славяно-православного мира. Это – единственная, твердая и неподвижная цель нашей политики; все остальное имеет в ней только второстепенное значение как средство».
Но более в Прибалтику Юрий Федорович не возвратился. В дальнейшем он служил в Симбирской губернии и Киеве, а в 1853 году вышел в отставку.
В последующие годы жизни Самарин приложил немало усилий для того, чтобы было отменено крепостное право. Его он считал проявлением «богохульства», так как православные люди не должны владеть православными же христианами.
Отмена крепостного права в 1861 году произошла при помощи и Юрия Самарина. Его статьи, подготовленные им документы по данной проблеме свою роль сыграли. Принимал он участие и в составлении царского манифеста, но его вариант не прошел, хотя и были использованы некоторые его наработки.
Особое внимание Ю.Ф. Самарин уделял организации народных школ для крестьян. В своих поместьях он их успешно создавал и сам же финансировал.
Философ-славянофил почитал главным условием для нормального и продуктивного функционирования школ следующее: «…школы должны быть непременно в ведении православного духовенства, а не в чьем-либо другом; что учреждение их должно иметь целью распространение просвещения, православно-русского, а не общей цивилизации, то есть не набора бессвязных, мертвых и бесхарактерных сведений…».
Как верный сын Православной Церкви, Самарин категорически осуждал материализм, ставший столь популярным в XIX столетии в постепенно отказывающейся от христианства Европе и среди незрелых российских умов, привыкших сходу усваивать каноны «прогрессивной» мысли: «От материализма переходя к материалистам, я старался создать себе живой образ этих людей, перенестись на минуту в их понятия, проникнуться их побуждениями, усвоить себе их радости и печали, и вот к какому заключению я пришел: настоящих материалистов нет. Откиньте от себя понятие, что ваша жизнь есть полная художественная драма, слагающаяся из взаимодействия верховной правящей силы и личной вашей свободы; откиньте мысль, что вы содержите в себе живое средоточие, к которому известным образомотносится все окружающее; вычеркните понятия добра и зла, предназначения и долга, совершенствования и упадка; потом разделайтесь со всеми привычками, которые только в этих понятиях и находят себе оправдание, например, с привычкою допрашивать свою совесть, судить себя и других, вообще порицать и хвалить что бы то ни было; наконец, отбросьте всю нашу обычную терминологию, все качественные определения, все обороты речи, вытекающие из тех же понятий, – и тогда вы убедитесь, что в этой очищенной среде вы должны бы были немедленно задохнуться: в ней нет возможности ни думать, ни действовать, ни чувствовать, ни говорить по-человечески.
Единственный во всем мире последовательный и стройный материалист – это бессловесное животное».
Молодой Юрий Самарин переживал, что Бог не даровал ему поэтического таланта. Но повзрослевший Самарин понял, что Господь призвал его к служению на другой стезе. И наследие, оставленное русским философом-славянофилом, ярко свидетельствует о его трудах на благо православия и русского народа, которые не потеряли значения и для нас, живущих в XXI веке.

Александр Гончаров

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

− 2 = 1

АРХИВ ГАЗЕТЫ