Духовный смысл войны
Праздник Победы, который вся Россия с трогательной любовью, радостью, смешанной с печалью, отмечает, является одной из духовных скреп, связывающих наше общество.
Победа досталась через мучения и горести, через подвиг и ратное мастерство, через напряжение всех народных сил и жертвенность. Она пребудет с нами, покуда «небеса не совьются как свиток».
Георгиевская лента, ныне ставшая важнейшим атрибутом празднества, как бы объединяет поколения за поколением. А «Бессмертный полк» постепенно превращается из разовой праздничной акции в светский аналог православного крестного хода, идущего по всей нашей державе.
На Руси традиционно после одержания победы над супротивником строили храм, ибо понимание помощи Божией в праведном деле заставляло делать это. Все храмы и монастыри перечислить невозможно, назовем лишь некоторые: в честь Куликовской битвы (1380 г.) были основаны Георгиевский храм в Коломенском и храм Рождества Пресвятой Богородицы на Сенях; в память падения татаро-монгольского ига (1480 г.) – часовня во имя преподобного Феодора Студита; победа над Наполеоном (1812 г.) отмечена возведением храма Христа Спасителя в Москве; руcско-турецкая война 1877-1878 гг. ознаменовалась постройкой уникальной часовни-памятника героям Плевны.
К сожалению, из-за событий 1917 года память Первой Мировой войны не была почтена возведением храма. А уж в эпоху советской власти никто на государственном уровне не мог помыслить о сооружении храма в честь Великой победы во Второй Мировой войне (для нас всех более значимой, в качестве: или III Отечественной, или Великой Отечественной, ибо годы Второй Мировой (1939-1945) не полностью совпадают с летами ее (1941-1945)).
Первый храм, неслучайно названный во имя великомученика Георгия Победоносца в память Победы над Третьим Рейхом, был поставлен лишь после падения СССР на Поклонной горе. Воительством и мученичеством характеризовать можно весь период Великой Отечественной войны. А Первой Мировой войне в России можно считать посвященной только часовню в честь Преображения Господня на Братском кладбище в Москве.
Христианское понимание войны часто кажется парадоксальным. Христианство осуждает войну как зло, порожденное грешным миром. Ведь самая первая война была развязана теми силами, которые сокрушил Архангел Михаил со своим воинством. И любая война с тех пор ведется в двух измерениях: материальном и духовном. Это отлично понимали православные христиане. И поэтому слова святителя Афанасия Великого не кажутся им предосудительными: «Непозволительно убивать, но убивать врагов на брани и законно, и похвалы достойно». Совсем неслучайно в древней Римской империи христиане являлись одними из лучших и честнейших воинов. Они не терпели предательства. Но когда их заставляли идти против христиан же, они просто складывали оружие перед начальством. Отказывались воины-христиане приносить и жертвы языческих божкам. Недаром сохраняется память о святом Маврикии и целом Фивейском легионе, убитых за верность Господу нашему Иисусу Христу.
Христианский писатель К. С. Льюис верно подметил: «Образ рыцаря-христианина, готового во всеоружии защищать доброе дело, – один из великих образов христианства. Война – вещь отвратительная, и я уважаю искреннего пацифиста, хотя считаю, что он полностью заблуждается. Кого я не могу понять, так это полупацифистов, встречающихся в наши дни, которые пробуют внушить людям, что если уж они вынуждены сражаться, то пусть сражаются, как бы стыдясь, не скрывая, что делают это по принуждению. Подобный стыд нередко лишает прекрасных молодых военных из христиан того, что принадлежит им по праву и является естественным спутником мужества, а именно – бодрости, радости и сердечности».
Пацифизм – совсем не христианское учение. Да, бывало, что христиане отказывались брать оружие в руки, но это диктовалось не пацифистскими убеждениями, а стремлением до конца исполнить заветы Христа. Причем люди страдали лично, а мученичество воспринималось отнюдь не как протест против войны вообще.
Когда Ромейская империя столкнулась в схватке с Арабским халифатом в Х веке, «… мусульманские армии раз за разом одолевали войска римлян. Византийский император Никифор Фока решил, что дело в более высоком религиозном духе арабов. Их религия обещает каждому «шахиду», павшему на поле, немедленное вхождение в мусульманский рай с гуриями (а для желающих и с юношами – «обходят их мальчики вечно юные» (Сура 56 :17))… Император решил, что подобной верой надо воодушевить и своих воинов. И потому потребовал от Константинопольского патриарха св. Полиевкта причислять к лику святых всех без различия воинов, павших на войне с арабами. Патриарх… не только отказался, но еще и ответил императору, что оставшиеся в живых воины только по снисхождению допускаются к принятию Святых Таин, от которых они должны были бы отлучаться на пять лет как пролившие кровь. Мотив Патриарха понятен: нельзя воевать без ненависти. А ненависть опаляет душу…»
Всегда христианин, шедший на войну, знал, что убийство – грех, но также и помнил о словах апостола и Евангелиста Иоанна Богослова: «Больши сея любве никтоже имать, да кто душу свою положит за други своя…» (Ин. 15, 13). Христианин рискует на войне самым ценным, что у него есть лично – душою, путем к Богу и Вечной Жизнью, и проявляет не только чисто материальную, но и духовную жертвенность.
Великая Отечественная война несет на себе великий внутренний отпечаток, не очень-то примечаемый материалистами. Россия сломила хребет фашистской Германии, которая не только хотела разрушить Россию физически, но и погубить духовно народы страны нашей. Поэтому далеко нередко подвиги советских людей, как военных, так и гражданских, отличались чисто христианским смирением и мученичеством. Карбышев, Матросов и даже пионеры-герои (ныне нечасто вспоминаемые) оказались готовы к жертвенности и борьбе с темными силами, ибо в них проснулась и поднялась Православная Русь. Годы разнузданной пропаганды атеизма не уничтожили христианского и русского отношения к войне.
«Бессмертный полк» соединяет времена и людей. И если на шествии появляются портреты погибших солдат и офицеров всех наших войн, то это свидетельствует о воскрешении исторической памяти, поднятию на новый уровень благодарственного чувства и возрождении более глубокого понимания мира и человека, чем то, что было ранее.
Торжественный парад на Красной площади, «Бессмертный полк» и колокольный звон – это единая цепь нашей самобытности. Только так и может жить нынешняя Россия. Нельзя ничего потерять. Нельзя отречься от Бога и Церкви. Нельзя забыть наших павших. Это необходимо всем.
А пацифизм бесплоден. Он наигран и рожден в недрах цивилизации, стремящейся к комфорту и ни к чему более. Безусловно, христиане очень хотят узреть тот момент, когда «перекуют они мечи свои на орала и копья свои – на серпы; не поднимет народ на народ меча, и не будут более учиться воевать» (Мих. 4, 3). Но пока это невероятно.
Война – это не только кровь, пот и смрад окопов. Историк В.Л. Махнач приводит удивительный эпизод из жизни одного иеромонаха, бывшего офицера: «Так вот, когда… спросил как-то журналист, как он относится к своему военному прошлому, ведь он не раз участвовал в бою, Антоний ответил: «А я и сейчас, хоть сию секунду, готов в бой». И пояснил: «Разве вы не понимаете, что в бою проявляются самые светлые и благородные помыслы человека? Долг, честь, жертвенность. Человек проявляется в сражении самыми лучшими, а не худшими своими чертами».
Это важно знать и помнить. И строить храмы.
Александр Веневцев