«…Да цветет Россия»

01_hjt63r4ghf234ererПамяти Н. М. Карамзина

В Белгородской области есть поселок Ивня. Еще в XIX веке там находились владения помещика Владимира Николаевича. Впрочем, помещиков в те времена было много. Но, что интересно, в молодые годы упомянутый Владимир написал старшему брату в письме следующее: «Можно… жалеть свою родину, но горе тому, кто ее презирает, потому что у него более нет родины, и это слово теряет для него всякий смысл». Откуда такое у него проявилось мышление? Да все очень и очень просто. Фамилию носил Владимир Николаевич Карамзин и был сыном великого русского историка, писателя, публициста и поэта Николая Михайловича Карамзина. Так Белгородская область связана с Карамзиными.

«Он был европейцем по воспитанию…»

12 декабря 2016 года исполняется 250 лет со дня рождения Николая Карамзина (1766-1826). Из дат жизни историка видно, что его детство, юность и часть зрелых лет приходится на XVIII век, который необходимо признать эпохой господства самого откровенного и неприкрытого западничества, когда все русское и православное осмеивалось, но превозносилось все европейское, католическое и протестантское.
Младший современник Карамзина – А. С. Грибоедов верно подметил в «Горе от ума»:
«В той комнате незначащая встреча:
Французик из Бордо, надсаживая грудь,
Собрал вокруг себя род веча
И сказывал, как снаряжался в путь
В Россию, к варварам,
со страхом и слезами;
Приехал – и нашел,
что ласкам нет конца;
Ни звука русского, ни русского лица
Не встретил…»
Комедия-то комедией, но не смешно как-то. Француз в России оказывается окружен офранцузившимися русскими.
Воспитание Николай Карамзин получил традиционно дворянское, где упор делался на иностранщину, а не на познание своих корней. Высшее общество Петербурга и Москвы отложилось от народа и отгородилось от него языковым барьером. Это оказалось результатом западнических «реформ» Петра Великого.
Чтобы окунуться в русскость и Православие, Николаю Михайловичу Карамзину пришлось пройти достаточно долгий путь, разочароваться в масонстве и идеалах Запада. Но, что бы там ни писали и ни говорили, раздвоенность ума оставалась у него до последних дней жизни, как, впрочем, и у императора Александра Первого и поэта М. Ю. Лермонтова. Столетнее порабощение России чужой культурой не проходит легко. Оно изживается с величайшим трудом. И к 1917 году, несмотря на старания славянофилов, государства и царей Николая I, Александра III и Николая II, изменить ничего не удалось окончательно и бесповоротно. 1917 год имел истоки, запрятанные слишком глубоко в нашей истории, которую, кстати, современники Карамзина знали отвратительно. Книги предшественников его В. Н. Татищева и М. М. Щербатова не произвели впечатления на озападненные образованные слои русского общества. Что повлияло на сие? Слишком тяжелый стиль изложения, может быть, ибо люди уже привыкли к изящной прозе.

Карамзин едет в Европу

Но вернемся к Карамзину. К 90-м годам XVIII века мировоззрение Николая Михайловича начинает меняться. Он покидает масонскую ложу «Дружеское ученое общество» и отправляется путешествовать в Европу (1789-1790). Там он попадает как раз к первому этапу французской революции, потрясшей Старый Свет до фундамента.
Поездки русского дворянства за границу с обязательным посещением Парижа не являлись редкостью, а скорее обыденностью. Но путевых заметок писать не старались, разве что кроме Дениса Фонвизина. Европа тянула русских, как пламя призывает мотыльков. Европейские страны (особенно Франция) – ради развлечений, и чтобы нахвататься новомодных веяний в одежде, изобразительном искусстве и литературе. Даже быт дворянских усадеб пытались подстроить под западный, что частенько приводило к курьезам и глупостям. Кроме того, «по европам» катались ради курортов и целебных источников. Огромное количество денег русские дворяне потратили, прогуливаясь по Германии, Франции, Англии и т. д. А по примеру А. Д. Меншикова (небезызвестного фаворита Петра Первого) еще и в банки европейские вкладывали, тем самым стимулируя развитие чужой экономики.
Итогом поездки Карамзина стал выпуск книги, сделавшей его знаменитым. «Письма русского путешественника» по праву считают точкой, с коей началось развитие самобытной литературы русской XIX-XX веков.
Тот, кто читал «Письма русского путешественника», никогда не поверит объяснению «восстания» декабристов в 1825 году, что, мол, молодые дворяне при заграничном походе русской армии против Наполеона увидели, как благоденствуют народы Европы, и захотели того же для России.
В Европе Карамзин обнаруживает и плохие дороги, и дураков-чиновников, что отчего-то почитается атрибутом лишь России. Правда, и хорошие дороги, и чистенькие улицы находятся тоже. Но только Англия и Швейцария оставляют положительные впечатления от европейского комфорта. А вот Париж – радость модников из России – произвел на Николая Михайловича совсем не доброе чувство (при сравнении с российскими городами): «Здесь гуляет уже не народ, как в полях Елисейских, а так называемыя лучшая люди, кавалеры и дамы, с которых пудра и румяна сыплются на землю…
Останьтесь же здесь, есть ли не хотите переменить своего мнения; пошедши далее, увидите… тесныя улицы, оскорбительное смешение богатства с нищетою; подле блестящей лавки ювелира кучу гнилых яблок и сельдей; везде грязь и даже кровь, текущую ручьями из мясных рядов – зажмете нос и закроете глаза.
Картина пышного города затмится в ваших мыслях, и вам покажется, что из всех городов на свете через подземельные трубы сливается в Париж нечистота и гадость… Одним словом, что шаг, то новая атмосфера, то новые предметы роскоши или самой отвратительной нечистоты – так, что вы должны будете назвать Париж самым великолепным и самым гадким, самым благовонным и самым вонючим городом. Улицы все без исключения узки и темны от огромности домов; славная Сент-Оноре всех длиннее, всех шумнее и всех грязнее. Горе бедным пешеходцам, а особливо, когда идет дождь! Вам надобно или месить грязь на средине улицы, или вода, льющаяся с кровель через дельфины, не оставит на вас сухой нитки.
Карета здесь необходима, по крайней мере, для нас, иностранцев: а французы умеют чудесным образом ходить по грязи не грязнясь, мастерски прыгают с камня на камень и прячутся в лавки от скачущих карет».
Почитаешь сие и поймешь, что тогдашняя «немытая» Россия вряд ли была грязнее «мытой» Франции.

«Колумб русской истории»

Хотя Карамзин, странствуя по Европе, и посетил места, так сказать, обязательные для «просвещенного человека»: Кенигсберг (где встречался с философом Иммануилом Кантом) и владения на границе Швейцарии и Франции, где жил некогда кумир «образованцев» Вольтер, в Россию он вернулся русским, более настроенным прорусски, чем был. Ветер мнимых европейских «свобод» неплохо прочистил мозги. Впрочем, изменения происходили постепенно.
Сперва Николай занялся литературным творчеством. В 1792 году он выпускает в свет «Бедную Лизу» и «Наталью, боярскую дочь». Первая повесть известна гораздо больше. А между тем, произведение не очень-то оригинальное, написанное в духе модного тогда сентиментализма и открывшее дорогу другим литературным изысканиям в России в этом стиле.
Название повести «Наталья, боярская дочь» читателю XXI века практически ничего не говорит. А именно здесь Карамзин совершил прорыв. Это была первая успешная попытка в России сочинительства в художественно-историческом антураже. От «Натальи» и берет начало вся художественная историческая литература в нашей стране. Чисто историческую повесть «Марфа­-посадница, или Покорение Новагорода» Карамзин выпускает позже – в 1803 году.
Как бы там ни было, но Карамзин уже осознает свою тягу к русской истории. Император Александр Первый в 1803 году назначает Н. М. Карамзина официальным историографом. Приняв сие назначение, Карамзин отказывается от предлагаемой ему должности тверского губернатора, что тогда являлось поступком непонятным, ибо к губернаторству дворяне упорно стремились, да не всем оно давалось.
Николай Михайлович забрасывает литературное поприще и с головой окунается в архивы. Он открывает для современников летописи и древнерусские произведения. Он пишет и пишет. История России готовится к выпуску. Но Карамзин отвлекается для представления императору «Записки о древней и новой России в ее политическом и гражданском отношениях» (1811). Фактически перед нами идеологическое обоснование и программа для «Истории государства Российского». В «Записке» Николай Карамзин объявляет себя сторонником самодержавия, русского пути и Православия. Бывшие идолы из эпохи Просвещения забыты и заброшены ради России. Карамзин высказывается так: «Деды наши, уже в царствование Михаила и сына его, присваивая себе многие выгоды иноземных обычаев, все еще оставались в тех мыслях, что правоверный россиянин есть совершеннейший гражданин в мире, а Святая Русь – первое государство. Пусть назовут то заблуждением; но как благоприятствовало оно любви к Отечеству и нравственной силе оного! Теперь же, более ста лет находясь в школе иноземцев, без дерзости можем ли похвалиться своим гражданским достоинством? Некогда называли мы всех иных европейцев неверными, теперь называем братьями; спрашиваю: кому легче было покорить Россию – неверным или братьям? то есть кому бы она, по вероятности, долженствовала более противиться? При царе Михаиле или Федоре вельможа российский, обязанный всем Отечеству, мог ли бы с веселым сердцем навеки оставить его, чтобы в Париже, Лондоне, Вене спокойно читать в газетах о наших государственных опасностях? Мы стали гражданами мира, но перестали быть, в некоторых случаях, гражданами России…»
Карамзин отказывается от космополитизма и занимает позицию охранительства России и Православия от чужебесия и западного влияния. Отметим, что «Записка» чрезвычайно не понравилась императору Александру, но он скрыл свой гнев, а дальнейшие события полностью доказали правоту историка. 1812 год расставил все точки над «i».
Предуведомляя «Историю государства Российского», Николай Михайлович отчетливо проговаривает свое кредо: «Мы одно любим, одного желаем: любим Отечество; желаем ему благоденствия еще более, нежели славы; желаем, да не изменится никогда твердое основание нашего величия; да правила мудрого самодержавия и святой веры более и более укрепляют союз частей; да цветет Россия…»
Свою «Историю» Карамзин выдает обществу в 1818 году и повергает оное в шок. Русские открывают русскую историю благодаря потомку ордынского мурзы. Живая русская история ошеломила читающую публику. Литературный дар Карамзина заставил людей взглянуть честно в прошлое народа и государства, и оно оказалось интереснее, чем история Античности или европейских стран. Последний том историк опубликовал в 1824 году.
Но теперь представим отзывы выдающихся людей, знавших Карамзина не понаслышке. Александр Сергеевич Пушкин писал: «Все, даже светские женщины, бросились читать историю своего Отечества, дотоле им неизвестную. Она была для них новым открытием. Древняя Россия, казалось, найдена Карамзиным, как Америка – Колумбом. Несколько времени нигде ни о чем ином не говорили».
Еще более категоричен П. А. Вяземский: «Карамзин – наш Кутузов двенадцатого года: он спас Россию от нашествия забвения, воззвал ее к жизни, показал нам, что у нас Отечество есть…»
А ругателям Карамзина (нашлись и такие!) ответил никто иной, как М. М. Сперанский: «Что бы ни говорили ваши либеральные врали, а «История» сия ставит его наряду с первейшими писателями в Европе; скажу даже, что я ничего не знаю ни на английском, ни на французском языке превосходнее».
Безусловно, «История…» Карамзина не была строго научным трудом, скорее научно-популярным с элементами художественной литературы. Но она заставила образованные сословия Российской империи полюбить свою историю, а не подвиги Роландов и Карлов Смелых из земель чужедальних.
Жаль, что тенденция не сохранилась. Западничество и неприятие родной истории привели к 1917 году. И сейчас, после материалистического погрома русской жизни, мы возвращаемся к самим себе, к русской истории, к Православию. И Николай Михайлович Карамзин с его «Историей государства Российского» – помощник нам в нелегкой, но наиважнейшей дороге к Святой Руси.

Александр Гончаров,
кандидат филогических наук

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

− 2 = 1

АРХИВ ГАЗЕТЫ