Цензура и свобода

21 июля 1804 года в Российской империи был принят первый «Цензурный устав», послуживший прообразом всех последующих законодательных актов в сфере цензуры.

Цензура как система контроля государства за печатью и типографской деятельностью в России сложилась несколько позже, чем в Европе, только в конце правления императрицы Екатерины II, хотя отдельные ее элементы можно найти и в более раннее время.
«Цензурный устав» 1804 года стал результатом роста понимания важности прессы, книг, театра для общественной жизни. Французская революция конца XVIII века показала, что значение газет и журналов в качестве органов пропаганды идей и определенных взглядов постоянно усиливается. Но «Цензурный устав» надо признать важным и для самих издателей и журналистов, он вводил и регламентировал общие и понятные всем правила и тем самым ограничивал произвол чиновничества.
В нашу эпоху всеобщей исторической безграмотности в интернете распространено мнение, что автором этого устава являлся адмирал А. С. Шишков (1754-1841), министр народного просвещения, сам недурственный литератор и любитель русского языка. Однако это является заблуждением. В 1804 году Шишков министром еще не был, он создавал второй «Цензурный устав» от 1826 года. Первый устав идет за восемью подписями, но современники почитали основным его разработчиком поэта и известного политика М. Н. Муравьева (1757-1807).
Устав содержал в себе 47 пунктов, разбитых на три части («отделения»). В первых абзацах говорилось:
«1. Цензура имеет обязанностью рассматривать всякого рода книги и сочинения, назначаемые к общественному употреблению.
2. Главный предмет сего рассматривания есть доставить обществу книги и сочинения, способствующие к истинному просвещению ума и образованию нравов, и удалить книги и сочинения, противные сему намерению».
То есть задачи предполагались вполне благие. Кроме того, цензурные комитеты предполагалось основывать при университетах и академиях. Таким образом, император Александр I, подписавший устав, передавал цензурирование людям образованным и достаточно подготовленным, стремясь избежать невежественного рвения чиновничества. Церковные издания передавались в ведение Синода и правящих архиереев.
В пункте N 15 утверждалось: «Цензурный Комитет и каждый Цензор в особенности при рассматривании книг и сочинений наблюдает, чтобы ничего не было в оных противного закону Божию, Правлению, нравственности и личной чести какого-либо гражданина. Цензор, одобривший книгу или сочинение, противное сему предписанию, как нарушитель закона, подвергается ответственности, по мере важности вины».
Если же в представленном на цензуру сочинении возникала проблема двойного толкования смысла, то она разрешалась в пользу автора.
Важность и необходимость цезуры в XXI столетии подвергается сомнению. Свобода слова и свобода печати почитаются выше, чем обязанность защиты общества от духовного произвола, навязывания чуждых идеологий и распространения недостоверной информации.
Великий русский поэт Пушкин рассуждал так: «Никакая власть не может устоять противу всеразрушительного действия типографического снаряда. Уважайте класс писателей, но не допускайте же его овладеть вами совершенно! …Разве речь и рукопись не подлежат закону? Всякое правительство вправе не позволять проповедовать на площадях, что кому в голову придет… Закон не только наказывает, но и предупреждает. Это его благодетельная сторона».
И еще А. С. Пушкин написал в 1836 году:

И мало горя мне, свободно ли печать
Морочит олухов, иль чуткая цензура
В журнальных замыслах стесняет балагура.

Казалось бы, Александр Сергеевич должен был проклинать цензуру, но, как мы видим, он был гораздо умнее многих современников и отлично понимал, к чему ведет бесконтрольность прессы.
XIX век в России характеризовался наступлением оккультизма и атеизма, чего без продвижения соответствующей литературы и представить себе невозможно. Неслучайно святитель Феофан Затворник (1815-1894) писал: «Нас увлекает просвещенная Европа… Да, там впервые восстановлены изгнанные было из мира мерзости языческия; оттуда уже перешли оне и переходят и к нам. Вдохнув в себя этот адский угар, мы кружимся, как помешанные, сами себя не помня. Но припомним «двенадцатый год»: за чем это приходили к нам французы? Бог послал их истребить то зло, которое мы у них же переняли. Покаялась тогда Россия, и Бог помиловал ее. А теперь, кажется, начал забываться тот урок. Если опомнимся, конечно, ничего не будет; а если не опомнимся, кто весть: может быть, опять пошлет на нас Господь таких же «учителей» наших, чтобы привели нас в чувство и поставили на путь исправления. Таков закон правды Божией: тем врачевать от греха, чем кто увлекается к нему».
Цензура призвана была противостоять «адскому угару» в печати, литературе и театре. И честные образованные люди, часто сами занимавшиеся литературным творчеством, совершенно не гнушались занимать должности цензоров. Достаточно вспомнить замечательного русского писателя, автора чудесной лирической сказки «Аленький цветочек» С. Т. Аксакова – цензора Московского цензурного комитета в 1827-1832 гг.; поэта П. А. Вяземского – члена Главного управления цензуры в 1857-1860 гг.; писателя И. А. Гончарова – члена Петербургского цензурного комитета в 1856-1860 гг., и поэта и публициста Ф. И. Тютчева, бывшего председателем Комитета иностранной цензуры в 1858-1873 гг.
Совершенно своеобразным цензором стал православный философ и литератор К. Н. Леонтьев, работавший на должности цензора Московского цензурного комитета почти шесть лет, начиная с 1880 г. Леонтьев писал, что в XIX веке «антрополатрия (то есть поклонение человеку – прим. А. Г.) пересилила любовь к Богу и веру в святость Церкви и священные права государства и семьи». С этим он и боролся достаточно активно, трудясь в цензуре.
Надо четко понимать, что русская цензура являлась не столько карательным, но профилактическим органом. Среди цензоров встречались разные люди, в том числе и взяточники, и откровенные ненавистники России и Церкви, но большинство все же стояло на страже духовной жизни общества, вполне следуя идеям Александра Сергеевича Пушкина.
Актуальность цензуры в нашу эпоху можно подвергать сомнению, но как же быть с пропагандой самоубийств в интернете, с откровенными безнравственными телепередачами и статьями в журналах, раскручиванием громких преступлений с кровавыми подробностями, героизацией терроризма, буквальным навязыванием гомосексуализма?
Когда-то весьма состоятельного редактора одной из американских газет спросили: «Зачем вы публикуете столько грязи?». Его ответ выглядел приблизительно так. Он сказал, что если представит в статье некоего священника, спасающего бездомных детей, то это никто не будет читать. Но если в газете пройдет новость (пусть и полностью недостоверная) о священнике, создавшем публичный дом, тогда номер разлетится при продаже, как горячие пирожки. Не это ли мы наблюдаем и ныне, пусть и в иных формах? Разве в таких случаях не нужна цензура?
Но и кто сказал, что цензура полностью отсутствует? Оказывается, имеется самоцензура, когда та или иная редакция ни за что не пропустит информацию, противоречащую принципам владельца газеты или телеканала. Возник и существует самый сложный и опасный вид цезуры, причем скрытый, но действующий эффективнее классической открытой и ограниченной законом цензуры. Самоцензуру официально ничем затормозить нельзя. А ведь современные «популярные» СМИ часто влияют весьма негативно на людей, особенно на подрастающие поколения. Они формируют общественное мнение, выпячивая одни факты и совершенно игнорируя другие. Общество получает ложную информацию и оказывается в положении слепого, ведущего других незрячих в яму.
В подобных условиях идет распад ценностной системы народа. Осмеиваются его святыни, оплевываются могилы предков, идут постоянные насмешки над верой и нравственностью. Народ, у которого сбиты ценностные ориентиры, неизбежно становится жертвой духовной экспансии, превращается в «худое сообщество» и уходит с арены истории, не оставив после себя даже и памяти.
О цензуре хочется сказать только одно – она всего лишь инструмент, который призван либо способствовать развитию личности, государства и общества, либо тормозить его. Она, как хирургический скальпель, которым можно спасти жизнь, но можно и убить.
Соотношение цензуры и свободы слова, достижение равновесия их – вот что должно волновать нас, а не возможность пустословить на каждом углу.

Александр Гончаров