Большое счастье маленького «Человека-Горы»
29 мая 1874 года родился английский христианский мыслитель,
журналист и писатель Г. К. Честертон
Заголовок этого текста естественным образом должен вызывать удивление. И если с «большим счастьем» более или менее понятно любому разумному читателю, то «маленький Человек-Гора» – это что-то из области фантастики, из сферы «того, чего не может быть».
Однако, «мастер парадокса», замечательный эссеист, отличный журналист, недурственный поэт и один из крупнейших светских апологетов христианства – Гилберт Кийт Честертон, мне мнится, понял бы все сразу. Ведь его, подобно герою нескольких произведений Джонатана Свифта – Гулливеру, добродушно называли «Человеком-Горой» за высокий рост (все-таки 193 см!). А перед Богом и высочайший, и величайший из рода людского всегда неумолимо мал, очень мал…
Честертон родился 140 лет тому назад в Кенсингтоне (Лондон) 29 мая 1874 года, когда над Британской империей еще «не заходило солнце». А сама история сего района английской столицы неразрывно связана с королевой Викторией, на время правления которой и приходится расцвет Великобритании. Но место рождения не сделало из Гилберта Кийта ни империалиста, ни поклонника богатства и роскоши, ни сторонника олигархии. «Бедные – алмазы Божии!» – постоянно писал и говаривал Честертон.
Впрочем, о Гилберте Честертоне рассказывать одновременно и легко, и чрезвычайно сложно. Родился во вполне благополучной семье, имел шанс получить образование – именно то, которое и хотел, но не воспользовался им (скажем прямо – из-за рассеянности и лени), очень рано добился успеха на литературном поприще, женился на обожаемой девушке. Правда, своих детей не имел, перенес тяжелую болезнь, потерял горячо почитаемого брата – Сесила в годы Первой Мировой войны и скончался в 62 года (иные живут и дольше!) в любимом доме в Биконсфилде. Но голода или зажима таланта Честертону Господь не дал испытать.
Биографию Г.К.Ч. (как его кратко именовали друзья!), на первый взгляд, следует признать абсолютно ординарной. В ней вы не найдете таких кризисных и страшных эпизодов, коими буквально напичканы жизненные пути Джека Лондона, Хемингуэя или О. Генри.
В молодые годы Честертон, как и большинство членов тогдашнего образованного слоя Британии, испытал увлечение оккультизмом, спиритизмом и «мистикой» индуизма пополам с буддистскими «изысками». Но обвинить его в сем сложно. Русская поговорка верна: «В собачью стаю попал, лай – не лай, а хвостом виляй».
Даже знаменитая теория Чарльза Дарвина произросла совсем не из научных исследований (как раз-то за похабное научное обоснование ее и критиковали ученые-современники), а из буддизма и Каббалы: там спокойно обнаруживается знаменитая версия о происхождении человека от обезьяны. Впрочем, европейцы знали и другие легенды. Например, аборигены острова Борнео доказывали «белым братьям», что обезьяны – это бывшие люди, причем притворяющиеся неразумными животными, чтобы не работать.
Гилберт, переосмыслив благоглупости юности, в итоге приходит к христианству. Стать православным у Честертона шансов практически не имелось. Православная Англия была погублена еще в XI веке, а к России в Великобритании отношение, мягко говоря, бытийствовало препрохладное. Впрочем, журналист совершил поступок, явно повергший лондонский бомонд в шок. Он принял католицизм и сим записал себя автоматически в религиозные маргиналы. Британские интеллигенты поддерживали государственную церковную структуру – англиканство, сочувствовали крайним протестантским сектам и различным восточным культам, баловались атеизмом и агностицизмом, но вот к католицизму относились с неприязнью.
В английской истории «дух протестантизма» объявил себя не столько жертвенностью за идеи, но преследованием инакомыслящих. Тем, кто постоянно ругает католическую инквизицию, рекомендуется прочесть «Роспись городу Лундану и всей Английской земли», составленную русским переводчиком Федором Архиповым в 1646 году: «А на дворе – полати высокие, а на полатях – копья, а на копьях многия человеческие головы, кои казнят за веру и за измену, кои с королем вместе. А вера у них недобра, посту николи не бывает, и поститися никогда не знают. А при короле, сказывают, что вера была лутче, король веровал папежскую веру, и оне королевскую веру выводят. А при нас деялось у них, на Светлой недели в четверток, у ково были папежские веры иконы, и оне собрали те иконы из всего государства и свозили на одно место, на улицу Чипсайд, блиско нашево двора. А при короле был на том месте крест большей, и после короля сломили. И свозили на то место много икон и крестов золотых и сребряных, и служилых людей приставили всех, и как парламент ис черни поехали домов, и велели те иконы исколоть и зжечь служивым людям. И служивые тотчас приступили и стали иконам наругатися, как искололи все, и склали на огонь, и сожгли. И заповедали во всем государстве, чтоб в тое веру нихто не веровал, а хто станет веровать и найдут иконы, и тому казнь жестокая». Вот такими способами «резвились» «свободолюбивые» протестанты.
Конечно, в последующие столетия нравы смягчились, но отношение к католикам невольно сохранило смысловые отпечатки протестантской революции XVII века.
Но Честертона все вышесказанное совсем не волновало. Ибо Гилберт Кийт нашел высшее счастье – обрел Бога!
Когда начинаешь знакомиться с творчеством Честертона, то понимаешь, что, несмотря на различные мелкие темы, главными для писателя неизменно являются Господь и человек, не больше и не меньше. Гилберт испытывает почти детское удивление перед миром, сотворенным Божиим могуществом, перед обыкновенными вещами, перед снегом, дождем и английским туманом. Беда лишь в том, что редко кто добирается до эссе Честертона или его романов. В России XXI века писатель известен только как создатель детективов. Хотя даже в рассказах о сыщике-любителе патере Брауне духовные поиски Г.К.Ч. проглядывают четко.
Но главными трудами Честертона все же считаются апологетические трактаты «Вечный человек» и «Ортодоксия». Здесь автор раскрывается на все сто процентов. Он защищает христианство с трепетом души и неистовством, схожим с писаниями первых христианских апологетов. Есть и ирония, и тонкий парадокс. Желаешь или не желаешь, но на ум при чтении Честертона приходит «Осмеяние языческих философов» Ермия – памфлет, написанный ок. 200 г. Честертон разворачивается к древней апологетике и патристике, к первоистокам христианского литературно-теологического мира.
Честертон в «Ортодоксии» в стиле Ермия разоблачает главную проблему нашего общества: «Современные ученые ясно чувствуют, что любое исследовaние необходимо нaчaть с фaктa. Прежние богословы точно тaк же ощущaли эту необходимость; они нaчинaли с грехa – фaктa реaльного, кaк кaртошкa. Должен человек омыться в водaх крещения или нет – во всяком случaе, никто не сомневaлся, что помыться ему нaдо. А ныне в Лондоне религиозные нaстaвники – вовсе не мaтериaлисты – отрицaют уже не спорную воду, a неоспоримую грязь. Некоторые новые теологи оспaривaют первородный грех – единственную чaсть христиaнского ученья, которую действительно можно докaзaть. Некоторые последовaтели преподобного Р. Дж. Кэмпбеллa, с их слишком утонченной духовностью, принимaют божественную безгрешность, которой они и во сне не видaли, но в сущности отрицaют человеческий грех, с которым мы стaлкивaемся кaждый день. Величaйшие святые и величaйшие скептики рaвно принимaли реaльно существующий грех зa отпрaвной пункт своей aргументaции. Если прaвдa (кaк оно и есть), что человек может получить изыскaнное нaслaждение, сдирaя шкуру с кошки, то приходится отрицaть либо Богa, кaк aтеисты, либо нынешнюю близость Богa и человекa, кaк христиaне. Новые теологи, кaжется, считaют, что рaзумней всего отрицaть кошку».
Гилберт Кийт в книге, появившейся еще в 1908 г., показывает опасность, развернувшуюся по-настоящему в конце XX – начале XXI вв. Потребительское общество приняло грех окончательно. Содомия, педофилия, некрофилия и прочая чудовищная мерзость наползают на страны и этносы. То, что наши предки понимали в простоте душевной, мы извратили и оправдали медицинскими теориями, философскими учениями и мнениями психологов. И вместо отцов и учителей Церкви ныне почитаются Фрейд, Ницше и Хаббард. Примитивные чувства поддерживают «наукой» о сексе, о здоровом питании, о способах манипуляции людьми ради карьеры. Похоже, мы провалились в язычество, но ниже олимпийской религии или веры древних хеттов.
Мир, оправдавший грех, похоже, эволюционировал в клинику для душевнобольных, где психопаты и извращенцы скоро будут требовать справку о нормальности у тех, кто любит Господа нашего Иисуса Христа, да и просто полагает, что мораль и нравственность есть на белом свете. И здесь вспоминается роман Честертона «Шар и крест», где в демократическом государстве требуется всего-навсего эта самая справка, но выдают ее только нигилистам. Имеющие совесть и только намеки на принципы, ради коих стоит жить и умирать, немедленно объявляются сумасшедшими и заключаются в закрытую больницу. Первым же пациентом сего странного заведения оказывается православный отшельник (кстати, с любовью обрисованный Честертоном!). И, кажется, что наступило торжество антихристианских сил.
Но «дом скорби» разрушается по велению Божьему! Христос торжествует над антитеизмом! Похороны христианства не состоялись в очередной раз, хотя и плакальщики были готовы, и гробы открыты…
Гилберт Кийт Честертон всегда оптимистичен, даже в своих самых трагических строках. Его оптимизм базируется не на чем-то материальном, но на вере в Бога.
«Да, много раз – при Арии, при альбигойцах, при гуманистах, при Вольтере, при Дарвине – вера, несомненно, катилась ко всем чертям. И всякий раз погибали черти…
Мы нередко слышим, что христианство может остаться как дух, как атмосфера. Поистине, многие хотели бы, чтобы оно осталось как призрак. Но оно не хочет. После каждой его смерти не тень встает, но воскресает тело. Многие готовы проливать благочестивые слезы над могилой Сына Человеческого, но они совсем не готовы увидеть, как Сын Божий идет по утренним холмам…
…Раньше или позже враги веры сделают вывод из своих бесконечных разочарований и перестанут ждать ее смерти. Они могут бороться с ней, как борются люди с лесом, со стихией, с небом. «Небо и земля прейдут, но слова Мои не прейдут». Ждите, что она оступится; ждите, что она заблудится, но не ждите, что она умрет» (Г.К. Честертон).
Гилберт Кийт Честертон ушел ко Господу, но нам оставил завещание. Несложное завещание. Быть христианами. Верить. Это большое счастье…
Александр Гончаров, к.ф.н., ст. преп. кафедры журналистики СОФ ВГУ