Бог, мир и человек в духовном наследии священномученика Онуфрия (Гагалюка)
Доклад корреспондента ИМЦ «Православное Осколье»
Александра Гончарова, к.ф.н.,
на муниципальных Онуфриевских чтениях,
прошедших 27 апреля в старооскольской Православной гимназии.
«Есть Бог, есть мир; они живут вовек,
А жизнь людей мгновенна и убога,
Но всё в себя вмещает человек,
Который любит мир и верит в Бога».
Эти строки принадлежат замечательному русскому поэту Николаю Степановичу Гумилеву. С точки зрения православного богословия они далеко не безупречны. Непонятно ведь, какой мир любить должен человек, в конце концов, «и бесы веруют, и трепещут» (Иак. 2,19). Но здесь важно иное. Нас на протяжении столетий, тысячелетий волнует вопрос о взаимоотношении Бога, человека и мира. И неслучайно он с особой остротой встает в дни потрясений, которыми, безусловно, была революционная буря 1917 года.
В биографиях поэта Гумилева и священномученика Онуфрия (Гагалюка), первого епископа Старооскольского и архиепископа Курского, как-то сами собою нашлись параллели. Оба они родились в апреле, просто поэт появился на свет на три года раньше. Между 1886 и 1889 гг. небольшая разница, а поэтому и епископ, и литератор явно принадлежат к одному поколению людей Российской империи. Этому поколению пришлось окунуться в омут революции и последующих лет. И судьбы его представителей часто оказывались трагическими. И поэта, и священномученика расстреляли за участие в мнимых антисоветских заговорах, только Николай Гумилев погиб в 1921 году, а архиепископ Онуфрий в 1938 г. Есть и еще одна страшная особенность – места погребений их не найдены (есть лишь предположения, где они могут находиться).
Бог, мир и человек, как основные идеи, четко прослеживаются в творчестве поэта, но эти же понятия можно считать и краеугольными камнями духовного наследия священномученика Онуфрия. К сожалению, не так уж много успели написать, рассказать и вообще поведать нам, грешным, Николай Гумилев и архиепископ Онуфрий. Но то, что мы имеем, дает сильный духовный импульс для понимания того, что происходило и происходит с нами и Россией, с человечеством в целом. Но если даже философские аспекты творчества Николая Степановича все-таки неплохо раскрыты и раскрываются, то наследие священномученика Онуфрия, во всяком случае для светской аудитории, остается под спудом. А сие является в корне неверным, ибо мы полагаем, что архиепископ Онуфрий принадлежал к плеяде серьезных духовных мыслителей России первой половины XX столетия. И его наследие должно быть в полной мере освоено и показано не только лишь в православной христианской среде, но и за пределами ее.
Итак, для сщмч. Онуфрия наиболее важны Господь Бог, человек и мир. Вокруг них разворачиваются его философско-богословские рассуждения. Святитель Онуфрий всецело придерживается православных догматов и Никео-Цареградского Символа веры в отношении Пресвятой Троицы. Ему совершенно не свойственен тот порыв «богоискательства» и осмысление Бога в рамках «лжеименного гнозиса», который накрыл русскую интеллигенцию и даже часть священства и богословов периода «Серебряного века» в русской культуре. Гностические и оккультные спекуляции в отношении Абсолюта захлестнули образованные слои российского общества накануне революции. И находясь в эмиграции после оной, «богоискатели» продолжали свою отнюдь не православную деятельность.
Сщмч. Онуфрий, великолепно зная труды философа В. С. Соловьева, которого можно по праву считать основателем «богоискательства», совершенно не следует ему. Онуфрий, отстаивая Православие, обрушивается с критикой на тех, кто пытается его исказить, в том числе и на людей, бывших владетелями дум светского общества. «Назначение православных святителей и пастырей − всемирное: приводить все народы земли к Богу через Церковь Христову. Для этой великой цели недостаточно одной лишь великой ревности проповедников − необходима еще помощь благодатная, которая дается лишь посланникам Церкви. Кто решается проповедовать христианскую веру без благословения Церкви Православной − тот самочинник и лишается благодатной помощи Божией в своем деле…
Вот почему не ведут к спасению души усилия ревностных сектантских проповедников, а также и труды прежних наших интеллигентов, самозванных богословов В. В. Розанова, Мережковского и других. Игнорируя руководство Православной Церкви, полагаясь на свои лишь человеческие силы, они, естественно, впадают в разные ереси, из которых никак не выпутаться. И вместо добра они усердно работают в сторону зла».
Во взглядах на Бога и Церковь сщмч. Онуфрий (Гагалюк) совершенно сходится с сщмч. Иларионом (Троицким) (кстати, представителем того же поколения, ибо он родился в 1886 г.). Здесь их размышления вполне соотносимы с мыслями русского философа-славянофила А. С. Хомякова, который, в свою очередь, основывался на идеях священномученика Киприана, епископа Карфагенского († 258). Впрочем, конечно же, Онуфрий и Иларион, получившие существенное церковное образование, наверняка знали труды сщмч. Киприана и до ознакомления с работой Хомякова «Церковь одна». Киприан Карфагенский же писал: «Тот не может уже иметь Отцом Бога, кто не имеет матерью Церковь. Находящийся вне Церкви мог бы спастись только в том случае, если бы спасся кто-либо из находившихся вне ковчега Ноева». Этим же руководствуются и Иларион, и Онуфрий.
Святитель Онуфрий без прикрас видит свое призвание: «К погибшим овцам современного народа избранного − народа русского, увлеченного в неверие врагами, наш долг идти и немолчно возвещать Царство Божие. Кто знает, быть может, многие из них и вообще из других народов, пребывающих в ересях, язычестве и неверии, обратятся на путь истины».
Для понимания взглядов сщмч. Онуфрия (Гагалюка) на Бога, мир и человека нам кажется важным следующий отрывок: «Пусть кругом широкое нечестие, кощунство, страдания. Но впереди, в вечной блаженной жизни, − радость, мир и покой. Не здесь, на земле, наше отечество, а в жизни будущей, загробной. Мы не можем иметь здесь пребывающего града, но думаем о небесном. Вера в этот небесный град дает душе нашей покой еще здесь, на земле. Мы не боимся, так как знаем, что всем предстоит жизнь загробная, − вот христианская радость. Это не радость язычника-эллина, так называемая жизнерадостность. Языческая земная радость не имеет смысла, так как она существует только до первой серьезной болезни и пропадает со смертью. А радость христианина − духовная и вечная, в общении с Богом, источником вечной премудрости, добра, красоты. Христос Спаситель желает всем людям этого вечного счастья, зовет всех к Небесному Царству, и весь смысл земной истории человечества всех времен состоит в том, чтобы царство мира сего стало Царством Христовым, как о сем говорит Тайнозритель: царство мира соделалось царством Господа нашего и Христа Его, и будет царствовать во веки веков (Откр. 11, 15)» («Смысл христианской радости». Старый Оскол. 23 октября 1931 года).
Этот мир важен Онуфрию как путь к Царству Небесному, а Бог для него вечный неиссякаемый источник радости, мира и покоя. Здесь же мы усматриваем некоторое пересечение с идеями блаженного Августина.
Мир этот сщмч. Онуфрий очень жалеет и печалится о бедственном состоянии его, которое препятствует человеку двигаться без остановок к Богу. Он буквально требует: «Верующим христианам нужно быть активными исповедниками своих упований, а не пассивными… Почему? Потому что вера христианская православная есть самое дорогое и драгоценное для нас, важнее самой земной жизни. Православие − это основа всего добра в мире. Ослабляется вера наша − и все в мире идет к упадку, к развращенности людей и всяким преступлениям. Кто равнодушен к православию, тот не понимает ценности всемирной. А все великое, дорогое имеет всегда много врагов; главный же враг святого православия − сатана, который под всякими предлогами старается оторвать людей от Православной Церкви…»
И еще: «В чем же виновность всякого грешника? В том, что, совершив грех, мы идем против Бога. Грех − то, что творится вопреки воле Божией. Для нас норма жизни – делать и вести себя так, как велят заповеди Божии. Все, что Господь предлагает нам, все это благо всегда; а что Бог не велит нам делать, то зло при всех обстоятельствах…
Разврат мы видели и раньше, но он скрывался: развратник сознавал, что совершил грех, вспоминал о нем с отвращением, давал слово не делать его, хотя потом опять грешил. Теперь порок вышел наружу: развратник бравирует своими гнусностями, совершает их на виду у других, притом тешится своею жертвой. Да, обезумел человек, а обезумел потому, что Бога забыл (Пс. 13, 1)».
Обезбоженный человек для владыки Онуфрия – страшное явление и несчастное существо: «Воистину, потеряет человек Бога − потеряет и любовь, сострадание, скромность, станет жестоким, грубым, жадным зверем… Господь да вразумит этих несчастных!»
И как же актуально для нас, живущих в XXI веке, звучат слова Онуфрия, написанные почти 90 лет тому назад: «…сделать безбожным народ наш − край всех стремлений неверующих». Не отсюда ли проистекают все эти нападки на Русскую Православную Церковь, борьба против передачи Исаакиевского собора в руки верующих, надругательства над иконами и т. д.?
Сщмч. Онуфрий считает (в соответствии с христианским миропониманием), что человек принадлежит двум мирам — горнему и дольнему, и поэтому открыто восстает против теории Ч. Дарвина, которая, по сути, не является научной, а проистекает из воззрений Мальтуса (кстати, работавшего на Ост-Индийскую компанию), каббалистики и некоторых буддистских текстов. Не забываем, что дарвинизм возник в Британии, где увлечение псевдомистикой Востока достигло своего апофеоза как раз в годы жизни Дарвина. Онуфрий учит нас: «…по научным изысканиям и по существу гипотеза Дарвина о происхождении человека от обезьяны не только не может быть признанной аксиомой, но, напротив, она является фантастической и нелепой. И, однако, ее крепко держатся наши материалисты. Чем объяснить это? Конечно, наша атеистическая молодежь самым наивным образом верит в непогрешимость теории Дарвина и не критикует ее. Но серьезные материалисты не могут не видеть ее несостоятельность, тем более что в теории Дарвина нет ничего привлекательного, наоборот, она унижает человека до скота.
Объясняется это печальное явление состоянием богоборчества наших материалистов. Они отрицают прекрасное, глубокое, истинно христианское учение потому лишь, что оно покоится на Боге, и принимают явно нелепое человеческое предложение, так как оно идет против Бога и Его откровения. Что же, они сами себя лишают света, оставаясь во тьме человеческих заблуждений по собственной своей злой воле».
Нечто подобное происходит и сейчас. Противодействие религиозному христианскому понимаю человека нарастает. А в школе дарвинизм, особенно на уроках биологии, не только преподается, но и продвигается как единственно правильное теоретическое построение.
А уж если обратиться к современным манипулятивным методам, применяемым сплошь и рядом, как в рекламе, так и политике, да и в иных сферах, неизбежно осознаешь, что к человеку относятся хуже, чем к скоту.
Понимание же человека владыкой Онуфрием величественно, и оно перекликается с подобными же воззрениями философов Николая Бердяева и Александра Панарина (нашего современника). Для Онуфрия идеальный человек – это настоящий христианин. И здесь нет никакого религиозного чванства, ибо христианин и идет к Богу – источнику жизни, не увиливая и не уходя на дороги заблуждений. По владыке Онуфрию: «Святость души − это своего рода аристократизм души.
Христианская вера не отвергает внешней цивилизации, она зовет христианина к чистоте, опрятности, труду, она не укоряет ни богатых, ни знатных, ни красивых. Она не проходит с презрением или насмешкой мимо больных, нищих, преступников, воров, блудниц. Всех вера христианская учит жалеть и всем им и всем людям открывает доступ к самым высшим своим благам, то есть святости. Да, аристократом внешним не всякий может быть, а лишь знатный, богатый, иногда − ученый. Аристократом же духа − в христианском смысле − может быть и нищий, и урод, и каторжник, если он станет вести христианскую жизнь под руководством Христианской Церкви Православной…
Значит, идеал цивилизации − внешний аристократизм не дает удовлетворения человеку и является вещью условной и неустойчивой.
Духовный аристократизм, или святость, которую мы встречаем на земле у некоторых христиан − мужчин и женщин, иноков и мирян, незаметен для постороннего глаза, потому что духовную красоту человека надо понимать (1 Кор. 2, 14-15). Но если кто имел возможность увидеть и узнать христианина-праведника, то его красота духовная пленяет неудержимо…
Очень жаль, что люди в громадном своем большинстве устремились всеми фибрами души к благам цивилизации внешней, забыв о нетленной красоте души, духовном аристократизме, святости, достичь которой могут все люди: любого возраста, состояния, мужчины и женщины − в Церкви Христовой».
Слова Николая Александровича Бердяева далеко не все можно принять, а на некоторые вообще лучше не стоит обращать внимания, но в его сочинении «Философия неравенства» есть то, что вполне согласуется и с точкой зрения святителя Онуфрия: «Истинная аристократия может служить другим, служить человеку и миру, потому что она не занята самовозвышением, она изначально стоит достаточно высоко. Она жертвенна. В этом вечная ценность аристократического начала…
Аристократу более свойственно чувствовать себя виновным, чем обиженным. Этой аристократической психологией проникнуто христианство. Христианское сознание сынов Божьих, а не рабов мира, детей свободы, а не детей необходимости, − аристократическое сознание. Те, которые чувствуют себя пасынками Божьими, обиженными судьбой, теряют благородные, аристократические черты. Аристократ, благородный должен чувствовать, что всё, что возвышает его, получено от Бога, а всё, что унижает его, есть результат его вины. Это прямо противоположно той плебейской, неблагородной психологии, которая всё возвышающее чувствует благоприобретенным, а всё унижающее обидой и виной других. Тип аристократа прямо противоположен типу раба и типу parvenu. Это разные душевные расы. Аристократический склад души может быть и у чернорабочего, в то время как дворянин может быть хамом».
Но Бердяев ратует все же о «внешней аристократии», которая очень и очень нужна, ибо главная задача ее – не управлять и даже не воевать и защищать Отечество, а в том, чтобы производить поведенческие образцы, которым следуют автоматически иные слои общества. Какова аристократия – так себя и ведет народ в целом. Термин «элита» лукав и не открывает сути всего. Определение «аристократия» – честнее и прямее.
«Внутренняя аристократия» или «христианская аристократия» гораздо значительнее для человеческого рода, чем «внешняя». И это отлично понимает сщмч. Онуфрий (Гагалюк). Предположительно он был знаком с трудом Бердяева, но пошел дальше, отвергнув некоторые бердяевские постулаты и осознав все в чисто православном ключе. И с его выводом нельзя не согласиться: «К уничтожению греха и должны быть направлены все силы объединенного человечества. Борьба со злом и есть главная цель нравственных способностей человека, и в этом деле Бог ему помощник, так как у Него одного есть верные средства уничтожить всякое зло. Жить вместе с Богом одной жизнью − вот в чем единственное спасение в борьбе культурного человека с язвами его цивилизации». В данном фрагменте отражен стержневой историософский принцип сщмч. Онуфрия.
А завершить придется опять строками Николая Гумилева:
«Патриарх седой, себе под руку
Покоривший и добро, и зло,
Не решаясь обратиться к звуку,
Тростью на песке чертил число.
Но забыли мы, что осияно
Только слово средь земных тревог,
И в Евангельи от Иоанна
Сказано, что Слово это − Бог.
Мы Ему поставили пределом
Скудные пределы естества,
И, как пчёлы в улье опустелом,
Дурно пахнут мёртвые слова».
Когда прикасаешься к духовному наследию людей, особенно святых, ушедших по чужому недоброму умыслу от нас в годы революции, гражданской войны и репрессий, невольно чувствуешь свою обделенность.
Современность переполнена дурнопахнущими мертвыми словами и идеями. Но есть надежда, есть и оптимизм, что, прикасаясь к творениям таких праведников и ревнителей христианства, как священномученик Онуфрий (Гагалюк), еще можно найти пути для исцеления человеческого рода, охваченного эпидемией расчеловечивания.
Бог, мир и человек в духовном наследии свмч Онуфрия
г.Старый Оскол
27.04.2017